Гоблины подошли ближе.

– Вы откуда, парни? – спросил Сказочник.

– Пятая Пехотная… – ответил кто-то, махнув рукой.

Мимо Сказочника проплывали зубастые морды.

– Третья Горная Дивизия, брат…

– От Драконьей Отрыжки топаем…

Сказочник сплюнул в пыль. Все слышали, как гоблинам врезали под Отрыжкой неделю назад; неприятель смог зажать их в кольцо и бросил на некстати оказавшуюся в поле пехтуру конный корпус знаменитого бригадного генерала Вриаля Дафинга.

– После перегруппировки… – раздавались голоса.

– Теперь мы новый Семнадцатый Пехотный Полк…

– А где старый Семнадцатый? – спросил Гробовщик.

– Приказал долго жить! – проворчал один из зеленых.

– К Духам Предков отправился, – сказал другой, солдат явно в годах. Он даже не посмотрел на подпехов и протопал мимо со склоненной головой.

К колонне подскочили гоблины из «Смердящего», загомонили, обмениваясь новостями, передавая из рук в руки трофеи.

Полк двигался на северо-запад, огибая район, который в скором времени предстоит штурмовать подпехам. Поток солдат внезапно иссяк, и потянулась техника. Сначала грохочущие тентованные грузовики с боеприпасами и оружием, затем пуще прежнего загрохотали легкие танки – недавняя военная новинка, идею которой толкнули эльфы. Боевые машины, покрытые пластинами брони, несли в себе мортиру, заключенную внутрь обтекаемой башни, и гвоздемет в передней части. Сказочник видел гоблинские танки в бою и не мог сказать, что они составляли уж очень сильную конкуренцию эльфийским. Но лиха беда начало, как говорят люди.

Колонна из двадцати машин с торчащими из башен командирами экипажей прошла, а за ней потопали слонопотамы, волокущие тяжелые орудия. Звери сопели и пыхтели, сотрясая землю, а погонщики-тролли знай себе размахивали кожаными плетьми. Одна из зверюг, достигающая в холке высоты десяти метров, на глазах подпехов навалила здоровенную кучу. Погонщик наступил в дерьмо и зарычал от злости под хохот наблюдавших за сценой гоблинов. Взбешенный тролль обрушил свою злость на слонопотама, и тот выдал в ответ весьма продолжительный трубный звук внушительной кормой. Вонь была такая, что даже гоблины заорали от возмущения. Их словно ветром сдуло.

– Жрать охота, – заявил Гробовщик, почесывая затылок. Ему было все нипочем. Каску он прицепил на специальный крючок на груди, провел рукой по физиономии, поглядел на ладонь, будто хотел найти так что-то интересное. – Пошли, сержант, посмотрим, чего дают.

С походной кухни тянуло чем-то вкусным, запах расползался по окрестностям. Гоблины потащились на другой конец лагеря. Большая часть солдат спала в палатках, разбитых прямо на центральной улице деревеньки и поблизости от нее. Некоторые из них расположились под худыми крышами глинобитных лачуг. Офицеры, конечно, отвели для себя самый не пострадавший от времени дом, вероятно, когда-то принадлежавший местному старосте.

Место Сказочника было в хижине вместе с другими сержантами, однако ночевать он предпочитал под открытым небом. Вонь под крышей была омерзительной. Эльфы ведут мощную антигоблинскую пропаганду, рисуя их грязными животными, дикарями и варварами. Гоблины то, гоблины се, гоблины такие-растакие. Спят со свиньями в хлеву, не прочь добавить в свой рацион порцию-другую свежего навоза, что никакой помойкой их не смутишь, что рождаются и подыхают в грязи. Гоблины-де лишены всякого эстетического чутья. Неприхотливость и стойкость к трудностям эльфийские пропагандисты извратили на корню, не желая и не умея понять разницы между «животностью» и непосредственностью. Насчет варваризма Сказочник был согласен. Гоблин – существо естественное, не оторвавшееся от природы, чем давно славятся опухшие от собственного эстетизма эльфюги. Поэтому «варвар» в устах пропагандистов Шелианда (так эти стручки обозвали Великий Злоговар) звучало скорее комплиментом, чем оскорблением. Вне зависимости от желания эльфов Злоговар вновь станет гоблинским.

Реконкиста – и никаких гвоздей, как сказал генерал Гремящий, командующий силами вторжения.

«Смерть эльфам! Здесь был Сопля!» – нацарапал какой-то солдат на стене дома, рядом с которым стояла полевая кухня. Под навесом толкашились кашевары.

– Жрать давай, – мрачно потребовал Гробовщик у главного блюстителя провизии, за что в ответ получил от громилы с закатанными рукавами цветастый монолог насчет всяких там дармоедов. У Чмокалы все были дармоедами – ко всем он относится одинаково, что к офицерам, что к рядовым. Чмокала тоже время от времени проклинает судьбу. Раньше он работал поваром в ресторане и получал неплохие деньги, а теперь, видите ли, погнавшись за воинской доблестью, прозябает среди недоумков. Сам-то он был недоумком другим на зависть и силищей обладал завидной. Пальцами мог согнуть толстую чугунную кочергу, а двумя руками завязать ее в красивый бантик.

Ругаясь, повар тем не менее выдал им по порции гороховой каши с жареными улитками и сухарями, пожелал приятного аппетита и побыстрее загнуться.

– Мне бы быть таким оптимистом, Чмокала, – сказал Сказочник, отходя от котла.

Здоровяк погрозил ему большущим половником и разинул пасть. В ней кое-чего не хватало – зубов через одного.

– За компотом придем, – предупредил Сказочник. Компот, как он успел заметить, сегодня был из волчьей ягоды с добавлением рябины и вороньего глаза. Его любимый. Почему-то напоминал далекие деньки голоштанного детства в трущобах Дырявой Подметки. И с чего это сегодня тянет на… есть такое эльфье словечко – ностальгия… вот на нее и тянет… Тьфу, подумал гоблин, не к добру, ясно дело…

Гробовщик успел куда-то смыться. Сказочник поискал его глазами и обнаружил чародея в тенечке под деревом. Гобломант сидел на земле и жевал кашу с отрешенным видом. Таких выражений даже на самых что ни на есть мужественных мордах Сказочник успел навидаться. В основном у неопытных солдат, пребывающих в ступоре после первого тяжелого боя. А вот Лукавый Зим когда-то учил Сказочника: не забивай голову, словно какой человеческий философ, всякой пакостью – легче жить, а главное, воевать будет. Не тот гоблин пошел, не какой был в стародавние времена, все шевелить извилинами норовит… Раньше только отмашку дай – и понеслась бандера в бой до победного конца, а сегодня?.. Ну тот не тот, а даже гоблины при всей своей выносливости, какая и не снилась ни одной другой расе, склонны чувствовать предел. Другое дело – показывать усталость и опустошенность настоящий гоблин не имеет права. Особенно в солдатском ремесле.

– Чего грузишься? – спросил Сказочник чародея, плюхнувшись рядом.

– Тебе какое дело? – проворчал Гробовщик.

– Кислый ты какой-то, приятель.

– Ты больно сладкий! – Гобломант поглядел на него вяло и сумрачно, словно осел, которому до смерти надоело, что его заставляют идти.

– Ты кем был до войны?

– Не твое дело.

– Почему?

– По кочану, сержант.