ядовитого напитка славы. Увы, она была не из их числа. Она испытывала на сцене такое удовлетворение, которое ей не мог бы подарить ни один любовник на свете. А может быть и в преисподней. Все происходящее в ее личной жизни мгновенно приравнивалось к измене Ему- единственному. Разве могло что-то: семья, дети, внуки, сравниться с поцелуем теплого луча рампы и нежным объятием кулис. Он был так предан ей, так мил, так щедр, но сейчас он не вспомнит даже ее имени. А если и вспомнит, то поморщится, как при упоминании о старой, ненужной любовнице.

У него теперь есть другие белые, упругие, счастливые тела, отдающиеся ему так трепетно и самозабвенно. А у нее же остались лишь воспоминания, большинство которых уже кажутся сказкой, и несколько издевающихся фотографий в ее молчаливой квартире.

Она взглянула на себя в зеркало. Через двадцать минут ее выход. Она выпрямилась и потянулась, как усталая кошка. Немного румянца и твердого взгляда сейчас не помешают.Уже и не вспомнить и не посчитать, в который раз она сейчас шагнет на его вечно молодую грудь, по которой юные нимфетки порхают, как по лужайке. Еще несколько шагов, и она услышит его голос и увидит его улыбающиеся глаза.

Уткнувшись лицом в кулису и отсчитывая последние секунды перед выходом, она вдруг ощутила его такой знакомый запах- запах сладкой пыли, обмана, цветочной пыльцы и ушедшей молодости…

СПАСИТЕЛЬНИЦА

Она была такая красивая, что у Лялечки перехватило дыхание.Маленькая, изумрудная, пушистая, со множеством изящных ножек – настоящее произведение искусства. Лялечке было всего пять, но уж в этом она разбиралась.Эта гусеница на асфальте – нечто особенное.Наверное только недавно вылупившаяся из яйца, она каким-то непостижимым образом оказалась посередине тротуара,так далеко от травы и деревьев.Лялечка осторожно, указательным пальцем дотронулась до спинки гусеницы. Та вздрогнула, и Лялечка ощутила внутри себя приятное теплое движение. Она подставила гусенице тонкую веточку, и та ловко перебралась через нее, остановилась на секунду и снова поползла.Лялечка, сидя на корточках, следовала за ней маленькими шажками, испытывая почти материнскую гордость.

Вдруг чьи-то ноги, едва не задев гусеницу, пересекли тротуар. Лялечка похолодела. Толпа, хлынувшая с от автобусной остановки, заполняла асфальтовое пространство. Маленькому пушистому комочку грозила неминуемая смерть. Бездушные люди, спешащие по делам, за секунду могли погубить чудо, созданное природой.

Оглядевшись, Лялечка увидела, что на траве, куда она собиралась перенести гусеницу, группа мальчишек устроила футбольное поле, и там, как и здесь, гибель была неизбежна. Весь мир словно ополчился против крохотного, невинного существа. Где же спасение?

И в этот миг, словно прозрев, Лялечка вдруг поняла, что нужно сделать. Сделать, чтобы хоть как-то исправить несовершенство жизни и сделать ее хоть немного чище. Она сможет, она должна… И, подняв ножку в красном сандалике, Лялечка накрыла им гусеницу, ощутив ступней необыкновенную мягкость. Вытерев сандалик о траву, девочка вприпрыжку побежала домой, гордо подняв белокурую головку. Она победила. Больше никто и никогда не сможет обидеть прекрасное.

ПИГМАЛИОНША

Милочка была воплощением женственности.От пяток до макушки, вдоль и поперек, от рождения и навсегда. Это понимал любой, встречающий ее на своем жизненном пути. Обаяние ее было необъятным и соперничало разве что очарованием. Сама же Милочка предпочитала скромно называть это шармом. Этот самый шарм помогал ей даже мусор выносить так, что сосед сверху регулярно норовил свалиться в лестничный пролет.Матушка-природа так щедро одарила Милочку, что в итоге сама испугалась бескрайней своей щедрости и взяла паузу. И пауза эта норовила разразиться в жизни Милочки неслыханной доселе трагедией, поскольку пришлась только на одну из жизненных областей. Личную.

Ну не везло Милочке в любви, хоть ты тресни. Не то, чтобы у нее не было мужчин. Очень даже были, и в приличном для порядочной женщины количестве.Однако ни один из них не задерживался в ее уютной и комфортабельной квартирке. Ни один не оценил по настоящему Милочкину заботу, в которой она купала каждого избранника. Не оценил ее кофе-глясе, воздушные эклеры, чай, но не с банальным вареньем, а с нежными и прозрачными конфитюрами. Она учила их носить запонки, дарить цветы, остроумно шутить и завязывать галстук так, чтобы узел на нем не был похож на сморщенную попку младенца.Она творила их, как художница, вкладывая душу, безвозмездно тратя себя, а в ответ получала лишь неизменные «прощай» в финале.

А началась эта полоса неудач с Сашки Коломийцева, с которым Мила дружила с пятого класса и собиралась умереть в один день, и который после окончания школы заявил ей дрожа и потея,что, « рожденный ползать (это он) летать не может,она слишком прекрасна и совершенна, чтобы тратить жизнь на такое ничтожество ( это снова он), что даже за тысячу лет он не сможет дотянуться до нее, потому что до звезды ( это она) дотянуться невозможно»

В общем сказал он это и ушел, а через год женился на толстушке Воробьевой из параллельного класса и к настоящему времени уже успел родить с ней двоих детей.

Так, с легкой руки Милочкиной первой любви все последующие, встречаемые ею мужчины, словно обратились в одну веру и заговорили языком Коломийцева, почти слово в слово повторяя те его роковые слова. Сказав их, они , словно осенние листья уносились ветром в неведомы дали и объятия других женщин. Постоянной оставалась лишь небритая физиономия в лестничном пролете. Со всем этим срочно нужно было что-то делать!

Беда заключалась даже не в Милочкином возрасте: в конце концов в наше время двадцать восемь лет не катастрофа.Многие женщины в этом возрасте еще вздрагивают при слове «брак». Дело было в цветущей Милочкиной женственности- такой необузданной, что без присмотра она становилась опасной для человечества. Роскошные Милочкины локоны жаждали топить в себе сильные мужские пальцы, губы- встречать страстные поцелуи, тело-чувствовать рядом надежное мужское плечо и все, что к этому прилагалось.

Свершить спасение мятущейся женской души задумали две лучшие Милочкины подруги – абсолютно заурядные и столь же абсолютно замужние.Их план, как истинно женское произведение, был верхом совершенства. Центром плана стал давний приятель мужа одной из подруг, заезжий антиквар из Петербурга. Этот объект хотя и был хорош по всем показателям, не имел таки в конце списка всех своих достоинств восклицательного знака. Для его постановки в серую антикварную жизнь должна была войти она – Милочка.

Вечер для свидания выбран был идеально:мягкий, лунный, пронизанный хлопьями снега. Он, как нельзя лучше, подходил к Милочкиному платью для особых случаев. Платье было нежного жемчужного