– Но я же не могла стрелять в безоружного! – сердито воскликнула Дэниела.

– А кто вам сказал, что я был безоружен? – И незнакомец вытащил пистолет, который прятал в складках своего плаща.

– Все время, пока мы разговаривали, я держал вас под прицелом. Если бы я только заметил, что вы собираетесь в меня выстрелить, можете быть уверены – вы бы сейчас уже были мертвы.

Не сомневаясь ни минуты, что незнакомец говорит правду, Дэниела почувствовала, как по ее спине пробежал противный холодок.

– Что ж, – продолжал он все тем же суровым тоном, – я вижу, вы наконец поняли, что это не игрушки и что сегодня ночью вы из-за своей глупости оказались на волосок от смерти. Оставьте-ка вы лучше эти игры нам, мужчинам, а сами займитесь тем, что вы умеете делать лучше, – танцевать на балах и кокетничать с кавалерами, ну, может, еще вышивать.

Дэниела едва сдержалась, чтобы не высказать этому наглецу все, что она думает по этому поводу. И дело было даже не в том, что в седле она чувствовала себя гораздо лучше и увереннее, чем в бальном зале. Но как смеет этот человек решать, чем именно ей заниматься! А что, если она любит приключения ничуть не меньше, чем иной мужчина, а то и больше!

Но она не стала спорить. В конце концов, приходилось мириться с подобной несправедливостью. Так было всю ее жизнь. Лишь втайне от всех она могла дать себе волю и, переодевшись в мужское платье, скакать верхом или разыгрывать из себя благородного разбойника. Дэниела решила перевести разговор в более безопасное русло, а заодно и узнать кое-что для себя полезное... на будущее. – Почему вы сразу не застрелили меня, когда только открыли дверцу кареты, – спросила она.

– Я просто хотел сначала выслушать вашу историю.

– Но как... откуда вы так быстро узнали... ведь вы сразу поняли, что я не Благородный Джек?

Он рассмеялся.

– Вот вы и выдали себя. Так, значит, вы признаете, что вы самозванка? – поддразнил он Дэниелу. – Дело в том, что я знал это с самого начала. Благородного Джека больше нет.

– Что? – Дэниеле показалось, что ей нанесли удар, у нее даже перехватило дыхание. Этот необыкновенный человек всегда был ее героем, более того, это был единственный мужчина, к которому она относилась с восхищением, наделяя его всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами.

– Вы же не хотите сказать, что он... умер? – прошептала она.

Незнакомец нахмурился, несколько удивленный ее реакцией. Можно подумать, что он сообщил ей о смерти ее любимого или брата.

– А вам-то какое до него дело? Ведь вы с ним даже незнакомы, не так ли? Кто же вы такая, черт вас возьми! И что у вас общего с этим разбойником? Если, конечно, не считать того, что вы присвоили себе его славу?

Он взялся за край ее маски, с явным намерением снять ее, и Дэниелу мгновенно охватила паника, удивившая ее саму. Страх, что он увидит ее лицо, был понятен – ведь он мог ее узнать, встретив где-нибудь в обществе. Но за этой ее реакцией крылось что-то еще, более важное для нее. Дэниела судорожно вцепилась в его запястье.

– Нет, умоляю вас, только не это! Не снимайте с меня маску!

Должно быть, эта отчаянная мольба не оставила его равнодушным. Чуть помедлив, он отнял руку.

– Почему это так важно для вас? – спросил он, нахмурившись. – Уверен, что за этим стоит не только ваше нежелание, вполне, впрочем, понятное, быть узнанной. Я прав, не так ли?

Дэниела промолчала, не в силах слова вымолвить от изумления. Откуда ему это знать? Неужели этот человек, или вообще какой-либо человек, может быть так проницателен?

– Ответьте же мне.

Легко сказать. Но разве можно объяснить это странное, почти паническое чувство, которое охватило ее при мысли, что она может лишиться единственной защиты, пусть и такой призрачной, отделяющей ее от реального мира!

– Если я скажу, вы подумаете, что я просто сошла с ума.

– Поверьте, это не так. Доверьтесь мне. Уверяю, что смогу вас понять.

Не столько слова, сколько доброе выражение его лица и взгляд, в котором она прочитала явную симпатию и неожиданное понимание, убедили Дэниелу ответить с полной откровенностью.

– Может, это звучит глупо... Но когда я надеваю маску, я чувствую себя совсем другим человеком... и мне просто страшно снять ее, стать самой собой. Я не готова к этому сейчас.

И это была чистая правда. Одеваясь в костюм Благородного Джека, Дэниела переставала быть неинтересной, неуклюжей, – обыкновенной Дэниелой Уинслоу, на которую никто не обращал внимания. Она перевоплощалась в таинственную, легендарную личность, становилась совсем другим человеком – ловким, смелым человеком, с которым считались. Может быть, в этом и заключалась особая притягательность для нее в этом маскараде – возможность расстаться хоть ненадолго с опостылевшей ей ролью не слишком счастливой, некрасивой, бесправной женщины. Ведь даже поцелуи, которые только что так потрясли ее, – они предназначались не ей, а таинственной, загадочной незнакомке в маске. Едва ли этот великолепный красавец обратил бы на нее внимание, встретившись с ней в бальном зале. Он бы ее даже не заметил или, еще того хуже, отвернулся бы с презрением или жалостью.

– Вы чувствуете себя другим человеком, – задумчиво повторил он. – Совсем не такой, какой вас знают окружающие вас люди. Человеком, имеющим власть, силу, способным вершить свой суд и восстанавливать справедливость...

Дэниела с изумлением подняла на него глаза.

– Я не ожидала, что вы все так хорошо поймете...

Он ласково коснулся ее лица, не делая больше попыток снять маску.

– Как видите, понял.

Что-то в его голосе, ставшем вдруг таким нежным, или в его заботливых интонациях заставило сердце Дэниелы вдруг сладко сжаться от несбыточной, но такой прекрасной надежды – той самой надежды, которая живет в сердце любой женщины, даже самой некрасивой.

А он вновь наклонился к ней и легко коснулся прощальным поцелуем ее губ, заставив трелевать от уже знакомой ласки.

– А теперь вам лучше исчезнуть, пока я не передумал и не снял с вас маску, – тихо сказал он, разжимая объятия.

Дэниела не стала заставлять долго себя упрашивать и, резко развернувшись, подошла к коню и вскочила в седло. Незнакомец поднял с земли ее шляпу и с учтивым поклоном протянул Дэниеле. Она поблагодарила и, надвинув шляпу низко на лоб, подобрала поводья и уже совсем собралась уезжать, как вдруг вспомнила о своих пистолетах.

– Отдайте мне мое оружие, – попросила она. Кучер, продолжавший держать пистолеты, вопросительно взглянул на хозяина, но тот отрицательно покачал головой.

– Не отдавай их ей, Ферри, – сказал он, бросив на Дэниелу насмешливый, вызывающий взгляд. – Я верну их вам только в том случае, если вы скажете, кто вы такая, и поклянетесь никогда больше не выходить на большую дорогу.