— А что насчёт вас? Вы будете высказываться? — спрашивает, и я понимаю, что не осмелюсь сломить её голосок грустью или хотя бы каплей сожаления. Именно этого я и не хочу. Хочу светлого, доброго и повседневного общения с приятным собеседником, который ничем не связан с армией и войнами в других странах.

— Не думаю, что вам будет интересно узнать о том, что за день видел я, — хмыкнув, проговариваю.

— Почему же?

— Арина, я военный и сейчас в длительной командировке, — рассказываю, огибая опасную и нежелательную сейчас тему. — Поверьте, я сам не хочу вам рассказывать о том, что вижу.

— Военный… — выдыхает. — Вы звонили на линию и просили тогда мужчину, потому что не хотели рассказывать женщине о тех ужасах, что происходят на войне? Вам нужна была помощь квалифицированного психолога…

— Верно.

— Ох, стоило сразу сказать, и я бы вас перевела на военного психолога… — с сожалением о несделанном говорит девушка, но затем задумчиво добавляет —… Но она тоже женщина.

— Я рад, что тогда поговорил именно с вами, Арина. Вы помогли мне намного больше остальных. Ваш спокойный и умиротворённый голос помог мне прийти в себя.

— Я знаю, что с вами происходит, Александр, — шепчет нимфа после продолжительной паузы. — Вы во мне нашли отвлечение после сложного дня и хотите и дальше это делать. Александр, вы ищете во мне то, чего не хватает вам там,… я для вас временная отдушина. Но знаете, я согласна на дружбу по телефону. Если я хоть как-то этим помогу вам, то я готова.

— Спасибо, Арина, — улыбка сама собой возникает на моих губах. — Можете называть меня просто Саша.

— Саша, о чём поговорим сегодня? И давайте на «ты»?

— Расскажи, как прошёл сегодня твой день, Арина? — спрашиваю девушку. На протяжении целого месяца слушал её рассказы о чём-то весёлом, смешном, но я чувствую, что многое она почему-то мне не говорит. Это напрягает, и вовсе не потому что она что-то от меня скрывает, а потому что это её расстраивает.

Александр

Я уже догадался, что у Арины есть ребёнок, потому что каждый день она говорит о случаях на детских площадках и тому подобном. О врачах в детской больнице, которые хамят, и вместо приёмов пьют чай в кабинетах, заставляя всех ждать.

Иногда девушка выводит на откровения и меня. Так она узнала, что мои родители рано умерли. Вначале отец не проснулся утром, а за ним и мать от горя. Узнала Арина и о том, что у меня в прошлом была женщина, но она погибла от рук террористов в чужой стране. А вместе с ней и наш ребёнок.

Я пытался не вспоминать об этой истории, потому что всё ещё трудно и сложно осознавать, что я допустил эту проклятую поездку. Понимаю, что она полетела к родителям, домой. Но почему я, чёрт возьми, не полетел вместе с ней и не защитил? Но уже поздно,… это было давно и именно это стало мне пинком для того, чтобы я пошёл служить в армию. Я пытаюсь защитить таких же невинных, ни в чём не повинных женщин, как моя Лида. Она приехала к старым родителям и была убита, лишь потому, что вошла в этот, чёртов, магазин, чтобы купить им подарки.

Очень часто Арина задавала, казалось бы, простые, но интересные для неё вопросы о службе в армии. Об оружии. Тяжелое ли оно. Сложно ли с ним бегать и так далее.

Мне нравилось отвечать на её вопросы, разговаривать, болтать, наполняться красками только услышав её голос и звонкий, искренний смех. Я чувствовал себя счастливым, разговаривая с Ариной, и даже, когда не общался, а просто думал о ней. Всё происходящее постоянно оценивал на предмет того, понравилось бы это Арине? Как она отреагирует, когда я вечером расскажу ей об этом?

Я чувствовал спокойствие, которое дарил её голос и с каждым днём узнавал её всё лучше и лучше. И в какой-то момент, я понял, что хотел бы чего-то большего от нашего общения. Возможно, я бы даже женился на ней, и ребёнка её усыновил или удочерил. Я почему-то уверен, что мужчины у Арины нет, потому что она о нём практически не рассказывает, а значит путь открыт.

Я был прав, когда, услышав её голос, понял, что не поменяю решение относительно своих планов на девушку. Да, я соврал, говоря Арине, что ничего большего за нашим общением не стоит. Но…. мне не стыдно!

Александр

— Ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно интересуюсь у нимфы, по голосу поняв, что с девушкой что-то не так.

— Устала просто. Смена тяжёлая вышла, — отвечает, но я слышу что-то большее, чем просто усталость. Она расстроена и словно бьётся в истерике, не понимая, как ей быть.

— Отдохни. Прими ванну, — даю советы, хоть и понимаю, что это вряд ли ей поможет. — Ложись сегодня пораньше.

— Не могу, — тянет и, вздохнув, решает признаться. — У меня сын температурит, и я не могу от него надолго отойти. Боюсь, что поднимется температура, пока я буду в ванной или за чаем пойду.

— Большая температура? — сразу же спрашиваю, прикидывая варианты, чем можно помочь.

— Тридцать семь и девять, — вздох. — Извини, что в этот раз проблемами загружаю. Ты просто спросил, а я ответила, потому что не хотела врать.

— Ничего страшного. В больницу завтра поезжайте.

— Поедем. Я сегодня две смены отработала, чтобы завтра выходной взять, — рассказывает, а я от удивления брови вверх поднимаю.

— А ребёнок с кем, пока ты работаешь? — это был наш первый разговор, когда мы вышли из зоны комфорта и я больше узнал о жизни Арины. Без радужной картинки и порой натянутой радости. Но дабы не уличать девушку во вранье, делал вид, что верю, что день ее прошёл хорошо и гладко.

— С соседкой, — смущённо отвечает.

— А отец ребёнка?

— Он… Он не звонит нам уже два с половиной месяца, — грустно выдыхает. — И мои звонки не принимает. Поэтому мне пришлось самой выйти на работу, чтобы хоть как-то прокормить Артёма. Вначале работала оператором на той самой психологической линии, а сейчас…

— А сейчас?

— Неважно.

— Говори, Арин.

— Мне стыдно.

— Ну не киллером же ты работаешь, — подбадриваю её. — А остального стыдиться не надо.

— Я убираю подъезды, Саш. Понимаешь? — её голос срывается. — Я тот самый обслуживающий персонал, который никто не замечает! — обиженно восклицает, но я знаю, что это от стыда. Только глупая она и не понимает, что лично для меня не имеет значения, кем она работает. — Но это даёт мне деньги, и я буду работать дальше, несмотря на вечные простуды и сквозняки, — замолкает, а затем шёпотом интересуется. — Осуждаешь?

Да, осуждаю! Но вовсе не из-за того, кем она работает, а потому что не берёжет своё здоровье. За то время, пока мы общаемся, а это немало времени, она переболела уже раз пять. Дохая и выкашливая все лёгкие. А боли в спине, о которых я узнал лишь из-за стонов девушки, когда она ложится или садится, разговаривая по телефону… вот! За это я готов прочитать ей нотацию, а за профессию — никакого осуждения.