Продолжая улыбаться, Брейтвейт проговорил:

– Это я по привычке. Кроме того, с той же любезностью я привык обращаться к сотрудникам, не имеющим офицерских званий, если они того заслуживают. Ну, и как вам все это, сэр?

Голос Брейтвейта звучал и сочувствующе, и с любопытством. Видимо, О'Маре не удалось-таки сохранить по обыкновению бесстрастное выражение лица.

– Если моя стареющая и, без сомнения, ненадежная память еще не отказала окончательно, – язвительно проговорил он, – через двадцать пять минут ко мне должен явиться для получасовой беседы Креск-Сар. Воспользуйтесь этим временем, чтобы сходить в столовую и подзаправиться. Как только Старший врач уйдет, мне хотелось бы пригласить всех вас троих, дабы подробно обсудить с вами те чувства, которые вызывает у меня сложившееся положение дел, и то, как это скажется на вверенном мне отделении. А пока, лейтенант, садитесь и заканчивайте просмотр последних психологических файлов.

Как обычно, Гурронсевас приложил все старания к тому, чтобы обед стал самым прекрасным событием дня. Главный диетолог и в прошлом – знаменитый шеф-повар, знаток кулинарии всех времен и народов, в первые месяцы своей работы в госпитале он задал всем массу хлопот. Много раз он был близок к тому, чтобы его как следует оттрепали за огромное тралтанское ухо, и потому просто из кожи вон лез, чтобы всех ублажить всевозможными деликатесами и тем самым отблагодарить за то, что такая судьба его миновала. Короче говоря, обед был тем самым временем, в течение которого можно было предаться самым неприятным мыслям в надежде, что они растворятся в еде.

Время от времени О'Мара, естественно, думал и о своем возрасте, и о пугающей неизбежности того, что в один прекрасный день ему придется уволиться из Главного Госпиталя Сектора – то есть уйти из того мира, который он помогал строить, и той единственной жизни, какая была ему ведома с юности. Тогда, когда ему едва исполнилось двадцать лет, он был физически невероятно крепок, и в течение всех последующих лет результаты всех проверок и медосмотров у него были оптимальными. А теперь старик Торннастор, который, по идее, был его ровесником, если забыть о том, что тралтаны живут больше людей, и молодой Конвей то и дело советовал ему не принимать то или иное близко к сердцу, не нагружать себя столь немилосердно работой... Гурронсевас случайно проговорился о том, что ему пришлось изменить рецептуру нескольких соусов для того, чтобы скрыть вкус поддерживающего лекарства, которое подмешивали теперь во все блюда, которые О'Мара съедал в течение дня. О'Мара складывал чистые, почти вылизанные тарелки, на поднос, когда на его рабочем столе загудел интерком.

– Да? – отозвался О'Мара.

– Пришел старший врач Креск-Сар, сэр, – произнесла Ча Трат глубоким соммарадванским контральто. – Вы готовы принять его?

– Да, – ответил О'Мара.

Креск-Сар открыл дверь и быстро протопал в кабинет. Он был похож на гиперактивного плюшевого медвежонка. Роста в нем было не более метра, крошечных глазок почти не было видно за густой косматой шерстью, у носа, губ и возле ушей тронутой сединой. Впрочем, поседела у него шерсть и на туловище, но виднелась лишь частично – она торчала растрепанными пучками между лямками комбинезона.

«Старость никого не красит», – печально подумал О'Мара. Нидианин, руководитель обучения практикантов, был самым частым посетителем его кабинета – правда, на счастье, излагал психологу только проблемы своих учеников.

О'Мара вывел на дисплей результаты последнего психологического обследования практикантов и указал Креск-Сару на сиденье, предназначенное по конструкции для мельфианина, но полчаса на нем мог просидеть и нидианин. А не высидел бы – ну что ж, тогда Креск-Сар нашел бы повод сократить беседу.

– Ваша новая группа практикантов довольно средненькая, – сообщил О'Мара, отведя взгляд от дисплея. – Стандартная частота неврозов, вызванных волнением накануне экзаменов, раздумьями о своей профессиональной неадекватности на фоне терапии первого пациента, ну и, конечно, убежденностью ваших подопечных в том, что им никогда в жизни не научиться проникнуть в тонкости мыслительных процессов будущих коллег. В этом они, безусловно, правы, однако это не должно препятствовать вам и всем остальным Старшим врачам продолжать делать свое дело. Да... но среди практикантов есть один тралтан, который жалуется на сны, наполненные, представьте себе, страхами – более или менее контролируемыми, надо признать, – а страхи эти заключаются в боязни быть совращенным в сексуальном плане одним и более из его коллег – представителей других видов. Забавно, как это шестиногий и снабженный щупальцами слон может опасаться посягательств на свою невинность со стороны кучки кельгиан, мельфиан, нидиан и одной женщины-землянки, которые все, вместе взятые, составят четверть массы его тела?

Креск-Сар издал короткий лающий звук, который транслятор оставил без перевода – это был нидианский эквивалент смеха.

– Как нам хорошо известно, сэр, большая мышечная масса не является отражением эмоциональной чувствительности.

О'Мара эту истину отлично знал, однако именно эту чувствительность он в течение многих лет старательно скрывал. Раздраженный тем, что замечание Креск-Сара разбередило старую рану, он резко проговорил:

– Я не склонен ожидать каких-либо серьезных проблем у представителей этого вида, Старший врач. Или вы намерены сказать мне, что я ошибаюсь?

– Да, – ответил Креск-Сар и поерзал на краешке неудобного сиденья. – То есть, не то чтобы... Словом, это моя проблема.

Довольно долго О'Мара молча смотрел на своего собеседника. Увидеть за косматой шерстью выражение физиономии нидианина возможным не представлялось – только взгляд его крошечных глазок да напряженная поза выдавали волнение. Психолог смягчился и проговорил мягко – настолько мягко, что те, кто его хорошо знал, не поверили бы, что он способен на такой тон:

– Говорите, Креск-Сар. Рассказывайте и не волнуйтесь.

Однако не волноваться Креск-Сар не мог. Его отрывистая нидианская речь хлынула лаем рассерженной собаки.

– Это все Кранг-Суви, – сказал он. – И я. Она – единственная нидианка в группе. Она совсем молоденькая, с темно-рыжей шерстью, у нее такой голос и характер, что... Проклятие, да она просто женская особь нидианской мечты! Но она представляется мне небезопасной по причинам, которые вам известны, и в которых вы, я так думаю, разбираетесь лучше меня...

Пока Креск-Сар говорил, О'Мара вывел на дисплей психофайл Кранг-Суви и действительно все понял. И хотя Креск-Сар говорил о том, что и так было видно на дисплее, О'Мара слушал его внимательно и не перебивал.

– Она с отличием окончила медицинские курсы в пятом санатории, – продолжал рассказ старший преподаватель. – Это самое престижное медицинское учебное заведение на Нидии. Ее бы с радостью взяли на работу в любую больницу на десятках планет, в медицинскую службу Корпуса Мониторов, но она, как все прочие, кто добивается таких успехов, всегда мечтала попасть на практику в Главный Госпиталь Сектора и затем получить здесь работу. Она умна, талантлива, заботлива, необычайно хороша собой, у нее нет выраженных признаков ксенофобии, и она привыкла добиваться всего, чего ни пожелает. Лично я нисколько не сомневаюсь, что Кранг-Суви действительно добьется того, чего она хочет, но я ей об этом не говорю, поскольку тогда получилось бы, что я выделяю ее из остальных практикантов. А вот она сама не так уверена, что по окончании практики ей предложат остаться и работать в госпитале, и через неделю после начала практики она объявила, что желает повысить свои шансы на успех тем, что готова предложить сексуальные услуги своему старшему преподавателю. Она говорит, что разница в возрасте для нее никакого значения не имеет, и об отказе с моей стороны даже слушать не желает...