На следующий день после этого рассказа Колумб узнал, что больной Гуанакари находится в ближайшей деревне. Один из испанских капитанов обнаружил его лежащим в гамаке в окружении семи его жен. Адмирал лично навестил его в сопровождении самых важных участников экспедиции, богато разодетых в шелка и парчу или же закованных в стальные доспехи.

«Благороднейший король» заливался слезами, рассказывая о том, что произошло в Ла-Навидад, и расписывал свои усилия, направленные на защиту испанцев. Поскольку он хромал и жаловался на жесточайшие боли, Колумб приказал корабельному лекарю осмотреть его; однако тот, сняв повязки, не обнаружил никаких следов ранения, хоть касик и вопил от боли, пока лекарь ощупывал его ногу.

Некоторые из испанцев заподозрили во всем этом обман, посчитав Гуанакари сообщником Каонабо. Отец Бойль, монах с суровым характером, убеждал адмирала не дать обмануть себя этому индейскому мошеннику. Однако Колумб приводил в качестве доказательства его верности тот аргумент, что основное селение касика разрушено и сожжено. К тому же наказание Гуанакари за вероломство может усилить недоверие и вынудить к бегству индейцев, которые сейчас относятся к «детям неба» даже с большим почтением, чем во время первой экспедиции.

Гуанакари навестил адмирала на его судне и обнаружил там десять индейских женщин, которые были отбиты испанцами у карибов на одном из вновь открытых островов. Одна из них, которую уже крестили под именем Каталина, очень понравилась касику, который всегда имел огромный гарем и, как утверждали его враги, зачастую подвергал своих жен противоестественным прихотям.

После этого визита между касиком, находившимся на острове, и индейскими женщинами на корабле была налажена тайная связь. Однажды ночью, когда весь экипаж крепко уснул, отважная Каталина разбудила своих подруг, и, несмотря на то, что адмиральское судно находилось в трех милях от берега, а море было весьма неспокойным, десять островитянок, с детства привыкших плавать, прыгнули в воду и мощными гребками устремились к темному берегу. Дозорные на судне подали сигнал тревоги, на воду спустили несколько шлюпок, и моряки, налегая на весла, устремились в погоню за беглянками в направлении мелькнувшего на севере побережья огня, который служил маяком для индианок, однако настичь они смогли лишь четырех из них; отважная Каталина и остальные пять девушек спаслись, достигнув берега и скрывшись в прибрежных зарослях.

На рассвете следующего дня Колумб отправил Гуанакари приказ вернуть беглянок; однако гонцы нашли лишь брошенный дом касика, не обнаружив в поселении ни одного индейца. После этого массового побега все считали безлюдные окрестности Ла-Навидад зловещим местом. Черные руины крепости и грубые надгробия, которые возвышались над телами их соотечественников, омрачали красоту близлежащих лесов. Куэвас и Лусеро часто вспоминали бедного Гарви, своего друга-ирландца.

Та часть побережья, что была расположена неподалеку от Монтекристи, с ее просторной гаванью, густыми лесами и двумя реками, полными рыбы, казалась самым удобным местом для закладки города. К тому же Колумб был увлечен рассказами индейцев, согласно которым совсем рядом, раскинувшись в горах почти параллельно новой гавани, находился Сибао, полный золота.

Наконец испанцы смогли высадить на берег войско, а также ремесленников и рабочих, которые должны были построить первый город на этих землях. Они выгрузили товары для торговли с аборигенами, пушки и боеприпасы, сельскохозяйственные орудия, животных и птиц, немало пострадавших во время плавания, а также коней, находившихся на каракке Охеды.

Все были счастливы высвободиться из мучительной тесноты кораблей, от которой так страдали в течение долгих месяцев, и вместо зловония общей скученности вдохнуть аромат тропических лесов.

У Куэваса на глазах буквально за несколько недель возникли улицы и площади Изабеллы. Храм, склад продовольствия и дом адмирала были из камня. Дома же простых обитателей строили либо из дерева, либо из тростника и утрамбованной земли.

Поначалу все работали с энтузиазмом, веря в то, что там, за лесами, в горах, вершины которых виднелись из-за деревьев, их ждет золото. Но в первую очередь нужно было построить город. А уж потом они разбогатеют за считанные часы, поскольку уже находились в Сипанго.

Через несколько дней энтузиазм начал угасать. Тяжелая акклиматизация и жизнь среди девственной, не прирученной человеком природы причиняли страдания колонизаторам. Большинство из них, непривычные к морской жизни, сначала мучались от тесноты на кораблях, соленой пищи и морской болезни. Теперь же люди, привыкшие жить в других условиях, начали болеть от влажного и жаркого климата, постоянных испарений от реки и застоявшегося воздуха густых лесов.

До этой поры многие из них умели только воевать и не привыкли к повседневной работе. А ремесленники и строители нуждались в перерыве и отдыхе после тяжелого путешествия, но были вынуждены спешно разравнивать землю и строить город. Некоторых подкосили болезни, физические страдания приводили к разочарованиям. Испанцам приходилось вести почти дикое существование, в то время как всего несколько дней назад они мечтали о богатых городах Катая, представляя себя в его мраморных дворцах или под золотыми крышами Сипанго. Окрестные индейцы приносили золото на обмен, но очень мало, и было понятно, что заполучить этот металл можно будет только тяжелой, изнурительной работой.

Даже воодушевленный надеждой на успех Колумб заболел и провел несколько недель в постели.

Так обстояли дела в то время, когда Лусеро родила своего сына под наблюдением доктора Чанка, известного севильского медика, который добровольно отправился в это второе плавание, соблазненный новизной открытий и заверениями адмирала, что сейчас они уж точно найдут Империю Великого Хана.

Стоя у двери своей хижины Фернандо Куэвас, как и большинство испанцев, приехавших, чтобы обосноваться в этом красивом, пышно украшенном самой природой, но гибельном и недоброжелательном к чужеземцам месте, тоже колебался между разочарованием и энтузиазмом.

Тучи кровожадных насекомых стали адом их ночей. Песчаные блохи и другие паразиты с яростью впивались в белокожие тела. Юноша с тревогой размышлял о том крохотном существе, плоть от плоти его, которое находилось всего в нескольких шагах от него, оно дышало и даже уже начинало открывать глаза. Со всей своей родительской заботой он должен был защитить сына от опасностей прекрасного, но такого недружелюбного мира. К тому же он беспокоился и о Лусеро, бодрой во время самого плавания, но сейчас так ослабленной материнством.

Глядя на зарождающийся город, Фернандо терзался мучительной загадкой. Суждено ли им всем умереть, уничтоженным этим гиблым климатом или, как гарнизон Ла-Навидад, они окажутся застигнутыми врасплох внезапным нападением тех таинственных краснокожих воинов, что живут за лесами, в далеких горах, красных как кровь на рассвете и синих в сумерках?

Однако уверенность, которую демонстрировал непоколебимый дон Алонсо, Рыцарь Пресвятой Девы, вновь вдохновляла Куэваса. Поскольку, как говорил адмирал, они уже несомненно находились в Сипанго, здесь, в глубине острова, должны существовать богатые города и золотые рудники, где отважный человек, благодаря своей доблести, мог завладеть внушительными богатствами.