— Чтобы быть честной по отношению к мистеру Руни… э… вчерашняя путаница, похоже, произошла по моей вине.

Мне стоило немалых трудов сказать это, но мои усилия не были оценены по достоинству; рука К.Ф. уже тянулась к телефонной трубке, теперь он поднял ее и начал набирать номер.

За обедом в ресторане для персонала на крыше здания Хэзел и Пег просветили меня насчет Олив. К.Ф., прицепившись к ухудшению качества ее работы за последние недели, предложил ей сходить к врачу, а когда кто-то доложил ему о ее последующем срыве в раздевалке, он отправил ее домой.

— Смотри, подруга, такое может случиться и с тобой! — взволнованно предупредила Пег, но умолкла, потому что в ресторан зашел сам К.Ф.

Я с беспокойством наблюдала, как он остановился у столика Брайана, но, к счастью, не было похоже, что на подходе очередная выволочка. Брайан ухмылялся, и К.Ф. тоже улыбался, хотя и не так широко и как-то болезненно.

В ресторане с двумя стеклянными стенами было достаточно солнечно, снаружи на террасе было почти так же жарко, как в Испании. Я ненадолго задумалась, облокотившись на балюстраду. Отсюда открывался прекрасный вид, но я едва замечала его. Разомлев, я сняла туфли и рабочий пиджак, свернула его в подушку и легла, растянувшись во весь рост, подложив руки под голову.

— Кон! — Это был голос Хэзел. Я открыла глаза и обнаружила, что Пег дергает меня за подол короткой юбки.

— Мисс Гибсон, можно вас на минуту? — Рядом стоял К.Ф., уже не улыбавшийся.

Он смотрел на меня так, словно это причиняло ему боль, но на его лице было странное выражение, которое вдруг заставило меня остро ощутить, что на мне безрукавка в обтяжку с V-образным вырезом в розовую и оранжевую полоску и оранжевая мини-юбка. В довершение всего большая рука протянула мне мои туфли.

— Не могли бы вы на минуту зайти внутрь?

В столовой руководства не было никого, кроме нас.

— Простите, что утащил вас подобным образом, но когда спуститесь, не могли бы вы позвонить вот по этому номеру. — Он протянул мне листок бумаги. — И назначьте мне встречу с мистером Порритом.

— Поррит? — повторила я, и он нетерпеливо произнес фамилию по буквам.

— На два тридцать, если можно, и скажите ему, что это на удаление.

— Удаление? — Теперь мне была ясна причина опухшей щеки и вымученной улыбки. — У вас болит зуб? — И тут же моя собственная челюсть отозвалась острой болью. — Как забавно.

Карие глаза неодобрительно посмотрели на меня.

— Очень забавно, — сухо подтвердил их владелец.

Вернувшись домой тем вечером, я обнаружила, что Линда моет окна в комнате родителей. Они все равно выглядели грязными, но я была тронута ее стараниями.

В холле я принюхалась и почувствовала, что чего-то не хватает.

— Что у нас на ужин?

— Я не знаю. А что? — весело прочирикала Линда, сбегая по ступенькам.

— Ты хочешь сказать, что Марии до сих пор нет? — К моему расстроенному желудку присоединилось беспокойство.

— Нет. Она позвонила и сказала, что вернется поздно.

— Насколько поздно?

— Не знаю. Мы будем эти штуки с яблоками?

Но я не имела ни малейшего понятия, как Мария готовит «эти штуки с яблоками». Я весь день работала, жутко устала, а моя челюсть требовала новой порции аспирина.

— Уф, давай просто съедим фасоль, — устало сказала я. — Ты жаришь тосты.

Когда мы доедали, медленно вошла Мария, я подняла глаза… чтобы увидеть белую блузку, розовый костюм, также предназначенный для торжественных случаев, и мои новые темно-синие туфли.

— Мои туфли! — воскликнула я. — Что это тут происходит?

Лицо Марии вытянулось.

— Я подумала, ты не будешь против.

Я была против, и просто удивительно, против чего еще я была, стоило только начать: взяла мои вещи, не приготовила ужин, не помогла Линде с уборкой… Но тут я остановилась, приведенная в замешательство ее бессмысленным взглядом. Она хоть слово слышала?

— Если у меня сажа на носу или мышь бежит по рукаву, скажи мне сразу, — процитировала я.

— Да, — произнесла Мария тоном таким же оживленным, как полярный айсберг.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что меня, скорее всего, уволят. — Она отвела взгляд, но я успела заметить, что ее губы дрожат. — Так что завтра я вернусь рано.

Теперь была моя очередь бессмысленно таращиться.

— Ты хочешь сказать, что сегодня ходила на работу?

Она кивнула.

— Что за работа?

— Секретарша. У дантиста.

— У дантиста?! — в ужасе вскричала я. — У тебя что, внезапное буйное помешательство?

— Нет, — с несчастным видом ответила она. — Но у него, похоже, да.

Она закрыла дрожащими руками лицо и разрыдалась.

— Слабый чай и много сахара, — дала предписание Линда.

— Она съест яйцо и фасоль и будет довольна, — отрезала я.

Оглядываясь в прошлое, понимаешь, что в некоторые дни ты обречен на неудачу. Утешения помогли не больше ругани, и прошла добрая четверть часа, прежде чем мне удалось отправить Марию наверх умыться и переодеться.

Она спустилась обратно в брюках и свитере, почти совсем успокоившись. Я положила яичницу поверх горки фасоли и отнесла тарелку ей к камину.

Наедине с Марией мне удалось выяснить, что мисс Тэкеберри, директриса школы коммерции, звонила насчет работы в субботу.

— Но я подумала, если я скажу вам — ты ведь так не любишь дантистов, а папа вообще так переживает за нас, — вы не отпустите меня.

Я совсем забыла, что наши родители были просто помешаны на том, что все начальники — бабники.

— О боже, — сказала я. — Надеюсь, жена и семья дантиста живут с ним, я имею в виду там, где он практикует.

— О нет, они вообще с ним не живут. — Мария положила вилку. — По крайней мере, я не думаю, что у него есть семья, а жена покинула его.

— Да, папа будет просто в восторге, — прокомментировала я.

Чем дальше я расспрашивала, тем хуже вырисовывалась картина. Предшественница Марии ушла посреди утра пятницы, а подробности супружеских трудностей врача были предоставлены, хотя никто об этом не просил, парнем, чей статус в хозяйстве остался для Марии неясен. «Потрясающе выглядит, — сказала она. — Примерно нашего возраста». Он появился в холле, когда она уходила, и, не представившись, предложил подвезти ее, взяв для этого машину ее работодателя.

— А где был врач?

— Вышел. — Она вспыхнула. — Чтобы напиться, я думаю. Он сказал, что единственное лекарство — это забвение.