К сожалению, у нас ему должного внимания не уделяется. Российские власти воспринимают этот опыт как укор за то, что направили развитие своей страны по иному, гибельному для нее пути, а потому стараются его замолчать. Ни в текущей, ни в учебной литературе причины высоких темпов роста в указанных странах объяснения не находят. Ни в одном из известных нам учебниках нет концептуально-теоретического объяснения причин высоких темпов роста стран, собственным путем поднимающихся к вершинам высокой развитости. Внимание в них ограничено опытом западных стран, «золотой век» которых в течение послевоенного (после Второй мировой войны) врмени объясняется использованием кейнсианских методов государственного регулирования экономики, предупреждения спадов и обеспечения занятости. В то же время отмечается, что эти методы со временем привели к чрезмерному росту инфляции (стагфляции), а потому от них пришлось отказаться и принять монетаристскую концепцию свободного (нерегулируемого) рынка. Таким образом, бросается тень на кейнсианство, создавая впечатление, что для какой-то особой ситуации оно пригодилось, а в целом оказалось непригодным и его пришлось переделать (неоклассический синтез).

Если это так, то чем объяснить высокие темпы роста указанных стран? Во многом тем, что они практикуют многие рекомендации кейнсианской концепции регулирования экономики. В неоклассических учебниках на этом счет никаких ответов нет. В меру своих возможностей мы постарались осветить этот чрезвычайно интересный для нас опыт и тем подтвердить, что разработанные 75 лет назад идеи Кейнса, дополненные его последователями за счет классической политической экономии (Маркс) и анализа новых явлений современного капитализма (посткейнсианство), являются альтернативой неоклассической ортодоксии и высшим достижением современной экономической мысли.

В блестящей плеяде ученых-экономистов, создавших и обогативших экономическую теорию, Дж. Кейнс занимает особое место наряду с другими ее наиболее выдающимися классиками – Адамом Смитом и Карлом Марксом. Если основатель этой науки А. Смит объяснил рыночную конкуренцию с точки зрения трудовой стоимости, то К. Марксу принадлежит заслуга раскрытия анатомии капитализма путем анализа стоимости и прибавочной стоимости. Спустя без малого сто лет Дж. Кейнс совершил новую революцию в экономической теории – доказал возможность регулируемого развития капитализма.

К сожалению, в неоклассических учебниках об этом вкладе Кейнса в лучшем случае только упоминается – без раскрытия содержания самого регулирования. Основной же упор кейнсианской трактовки капитализма перенесен на показ рыночного определения спроса. Кейнсианство трактуется не как теория занятости, производства и совокупного спроса, как это делал сам Кейнс, а как управление спросом в духе монетаристской теории обмена, спроса и предложения.

Операция по переделке наследия Кейнса при активном участии Пола Самуэльсона и с его же легкой руки получила название «неоклассического синтеза». Как будет показано ниже, он был призван и действительно пришел на смену прежнему кейнсианству с такой его переделкой, о которой говорилось выше. Удаление критической направленности кейнсианства и его трактовка в духе неоклассической ортодоксии были призваны примирить одно с другим и изолировать подлинных последователей Кейнса, представив их научной общественности и остальному миру как малозначимую секту непримиримых.

В третьем издании своего учебника П. Самуэльсон писал: «В последние годы 90 % американских экономистов уже не делятся на «кейнсианцев» и «антикейнсианцев». Вместо этого они стремятся соединить все ценное из старой экономической теории и новых теорий определения дохода. Результат этого синтеза, который можно назвать неоклассической теорией, принимается в общих чертах всеми, за исключением примерно пяти процентов крайне левых и столько же крайне правых» (Samuelson, 1955).

Авторы другого учебника «Экономикс», Баумоль и Блиндер, пошли еще дальше. Они пишут: «Отличия между кейнсианцами и монетаристами сильно преувеличены в средствах массовой информации. Если же взять основы этих экономических теорий, – утверждают они, – то едва ли есть разница между ними» (Baumol and Blinder, 1982, p. 264). Если это так и кейнсианство и монетаризм тождественны, то зачем иметь разные названия одного и того же?

Между тем это не одно и то же, и по крайней мере Самуэльсон это признает. Под «новыми теориями определения доходов» он имел в виду то, что было взято у Кейнса для переделки в духе новых потребностей свободной экспансии капитала. При этом ортодоксия также внесла в свою прежнюю теорию ряд кейнсианских поправок, в частности признала необходимость определенных фукций государства в области денежной и бюджетной политики. О. Бланшар по этому поводу пишет: «В отличие от прежней неоклассической теории новый синтез не предполагал полной занятости в условиях laissez faire, однако считалось, что при правильной денежной и бюджетной политике старые классические истины вновь станут актуальными» (Blanchard, 1998, p. 634).

Многие современные последователи Кейнса не были согласны с таким искажением его теории и словами одного из учеников и последователей Джоана Робинсон называют это «ублюдочным кейнсианством» (bastard Keynesian). Так посткейнсианцы называют такое кейнсианство, из которого удалено присущее Кейнсу критическое отношение к капитализму laissez faire и к господствовавшей тогда и поныне в западном мире неоклассической ортодоксии в виде ее крайне правого крыла – монетаризма, связанного с именами Мизеса, Хайека и Фридмена.

При этом без должного внимания остался тот факт, что в течение четверти века после Второй мировой войны кейнсианские рецепты даже в ограниченном варианте неоклассического синтеза оправдали себя тем, что обеспечили западным странам и Японии высокие темпы экономического роста при отсутствии или минимуме безработицы. Однако со временем даже такое кейнсианство утратило ценность для жаждущей свободы экспансии и произвола капитала. Кейнсианские рецепты годились для развития национальной экономики, но не для осуществления такой активной внешней экспансии, которая в эпоху глобализации, как будет показано далее, стала сулить транснациональным корпорациям наибольшие выгоды. В новой ситуации капитал требовал освобождения от кейнсианской узды регулирования и выхода на такой простор, где бы мог творить все, что ему угодно.

Иначе говоря, «рейганомика» и «тэтчеризм» требовались капиталу задолго до того, как глашатаи политики неограниченной свободы сами появились у руля США и Великобритании. Теоретическую почву принятия этой политики готовили путем отказа от кейнсианских положений даже в том «ублюдочном» виде, в каком их толковал неоклассический синтез.

Здесь-то стала ясна несостоятельность приведенного выше процентного подхода Самуэльсона к определению ценности научного направления. Значение имеет не процент сторонников или противников той или иной концепции, а его соответствие или несоответствие реальности современной экономики. С этой точки зрения первоначальное кейнсианство, не подвергнутое переделке и противостоящее неоклассическому синтезу, а тем более монетаризму, представляется нам более адекватным отражением современной реальности, в особенности того, что происходит в постсоветских государствах, где сложилась модель капитализма, глубоко отличная от западной.