Между тем, как мы старались показать, неортодоксальная теория на Западе (марксисты, посткесйнсианцы, институционалисты и др., каждый со своими аргументами) вполне убедительно показала несостоятельность этой теории, а опыт постсовестких стран явился экспериментальным подтверждением этого доказательства. Если прибыль является заслуженной наградой за новаторство и высокую эффективность, то не Билла Гейтса или Стива Джобса, а первых лиц российской «золотой сотни» надо считать авангардистами в создании технических новинок, ибо за 20 лет они заполучили баснословные прибыли с такой скоростью, которая до этого никому и не снилось. Если полученная прибыль является показателем эффективности, то нашу экономику тоже надо считать самой эффективной и новаторской, ибо никто нигде таких прибылей, как наши олигархи, еще не получал. Соответственно, и благосостояние нашего народа надо считать самым высоким в мире и т. д.

На самом деле мы имеем совершенно другие последствия грабительского чемпионата наших толстосумов. Высокие прибыли олигархов получены за счет обеднения рядового населения, разрушения обрабатывающей промышленности, деградации здравоохранения, науки и образования. Миллионы людей остались без работы и зарплаты, а качественная медицина стала недоступной рядовому человеку. Оттого и смертность на тысячу человек в год подскочила с 8—10 случаев в советское время до 14 в настоящее время. Рост населения сменился его сокращением. Наш капиталист не улучшает, а ухудшает условия жизни людей. Бесплатное он превращает в платное. Качество продуктов питания снижает, а цены на них повышает. С лекарствами и того хуже, за многократно возросшие цены подсовывает нам фальсифицированные и даже вредные.

Несостоятельность концепции, сводящей эффективность экономики к размеру полученной прибыли, с течением времени и актуализацией социальной стороны экономического развития становилась все более очевидной. Поэтому альтернативные концепции, в частности посткейнсианство, о чем речь шла в третьей главе, все настойчивее выдвигают иные цели экономического развития. Они выдвигают на первый план решение, прежде всего, проблем социального характера и гармонизации экономических отношений. Такая необходимость более всего обосновывается в этой концепции, которая, как было показано, в качестве основной цели экономики вместо прибыли отдает приоритет обеспечению полной занятости и устойчивому росту экономики.

В нашей нынешней ситуации, когда жизненно важным стал выбор модели развития, для нас нет ничего важнее экономической теории, отвечающей нашим нуждам, проливающей свет на пути и перспективы развития страны. Ее сейчас у нас нет. Что на это не подходит марксистская теория в своем прежнем виде, говорилось выше. Что касается неоклассической теории, то, несмотря на ее доминирование в мире, отношение к ней на Западе не столь однозначно положительное, как у нас. Как уже отмечалось, там она подвергается фундаментальной критике за несоответствие ее амбиций реальным процессам современной действительности.

Хотя по советской традиции власти навязали преподавательскому корпусу эту теорию, о ее несостоятельности на Западе говорили задолго до того, как опыт постсоветских государств явился ее экспериментальным опровержением. Это и понятно. Наша культурная почва глубоко отлична от западной, хотя и там она показала свою непригодность. За исключением торговли и сферы услуг, превозносимый неоклассической теорией частный собственник в наших условиях оказался не только менее эффективным, чем советский директор, но еще мотом и мошенником, который в целях наживы не останавливается ни перед каким преступлением. По своему образу и подобию частный собственник, как об этом говорят приведенные нами факты и явления, сделал общество криминальным, а звенья общественной жизни полностью заразил коррупцией. Он принес в нашу жизнь то, чего у нас никогда не было, – практику заказных убийств, исчезновение людей и рейдерский захват собственности.

К сожалению, принятая нами на идейное вооружение неоклассическая теория, воплощенная в учебниках по экономике, формирует экономическое мышление российской молодежи в духе узколобого прагматизма, закрывая ей путь к глубокому теоретическому пониманию общества, в котором она живет. С помощью западного финансирования в наиболее благоприятном положении оказались учебные заведения, формирующие у молодежи угодное капиталу неоклассическое восприятие вещей. С такой же целью подбираются переводимые учебники и работы отдельных авторов. Среди них нет альтернативных изданий. Между тем мировая экономическая мысль, как отмечалась, гораздо богаче того, что предлагают нам вопреки нашим национальным интересам и социальным целям.

К сожалению, предложенные посткейнсианскими авторами альтернативные разработки вниманием в России пока не пользуются. Без всяких на то оснований на них распространилась неудовлетворенность от догматизма и нереалистичности от неоклассической теологии. Однако, как утверждалось на протяжении всей книги, это относится к ее мэйнстриму, за пределами которого имеется много интересного и крайне необходимого для нас. Поэтому, подчеркнем еще раз, не следует тратить силы на изобретение изобретенного, а надо воспользоваться готовыми к нашим услугам жемчужинами западной экономической мысли, сочетая их с нашей спецификой и разработками.

Наша экономическая и общественно-политическая мысль в этом направлении развивается весьма робко ввиду слабого знакомства российской общественности с альтернативными мэйнстриму концепциями экономического развития. Нужен более решительный шаг в этом направлении. Нельзя ограничиваться только тем, что нам предлагают, но следует начать больше знакомиться с тем, что нам нужно. Тогда мы увидим, что западная экономическая мысль в состоянии принести нам гораздо большую пользу, чем это было до сих пор.

Рассмотренная в свете выдвинутых 75 лет назад Джоном Мейнардом Кейнсом идей посткейнсианская экономическая теория представляется наиболее многообещающей для разработки и принятия жизненно нужной теоретической концепции и модели развития.