Их мать, Рут, четко дала понять, что разговоры о дисциплине и школьных отметках слишком утомительны для столь деликатной натуры, как она. Пока муж занимался этим трудным и неприятным делом, то есть воспитанием детей, она ложилась немного соснуть. Впрочем, несколько лет назад, когда Клара расцвела и превратилась в красивую молодую девушку, беззащитную перед уловками похотливых юнцов, Генри настоял, чтобы жена приняла на себя часть обязательств. Рут с неохотой подчинилась, но всерьез взяться за дело решила всего три недели назад. Что бы сказал Уильям, если бы узнал, что родители держат ее взаперти, как преступницу?

Когда Клара подумала о брате, ее сердце налилось свинцовой тяжестью, а на глазах выступили слезы. Полтора года назад его тело вытащили из реки Гудзон. Такое чувство, что это было вчера. Она вспомнила, какое лицо было у отца, когда он услышал печальную новость: его челюсти заходили ходуном, щеки покраснели. Он пытался переварить мысль о том, что его старший сын мертв, но не проронил ни слезинки. Клара чуть не бросилась на него с кулаками, чуть не закричала, что это он виноват. Впрочем, он бы не стал ее слушать. Его душа была закрытой, запечатанной книгой, в которой сухо и бесстрастно излагалось, как все должно быть. Она не обняла ни его, ни мать. Сердце обливалось кровью, но она безучастно наблюдала за тем, как они разыгрывали безутешных родителей. Она не хочет стать следующей жертвой, раздавленной железным кулаком Генри Картрайта, и сделает все, чтобы этого не случилось.

Она бы, наверное, сошла с ума, если бы не вечеринки по субботам в «Коттон-клаб», где она, забыв обо всем, смеялась и веселилась с друзьями. Последний раз она была там три недели назад. Кажется, что с тех пор прошло десять лет.

В детстве Клара изо всех сил старалась угодить родителям: усердно училась, следила за тем, чтобы в комнате не было ни соринки, никогда не перебивала и тем более не дерзила. Повзрослев, она поняла, что, по мнению родителей, они с братом должны быть ниже травы, тише воды. Родители считали своей обязанностью — накормить детей и дать им крышу над головой. А что еще? За последние два года, после первого исчезновения Уильяма, Клара научилась лгать с большой легкостью: она говорила, будто идет в библиотеку, а сама шла с подружками в кино на фильм с Чарли Чаплином, а то и в Центральный парк, где парни играли в скибол или стреляли в тире. Сначала, возвращаясь домой, она думала, что мать, подбоченившись, поджидает ее у входа, чтобы позвать мужа, который придумает для нее суровое наказание. Кларе казалось, что она слышит его срывающийся от ярости голос: «Твое место дома, ты должна учиться готовить и ухаживать за детьми, а не шляться по городу. Что ты себе позволяешь? Твоя фамилия Картрайт, черт тебя подери! Вот и веди себя прилично, а не то мигом окажешься на улице!»

Но со временем она поняла, что родители даже не замечают ее отсутствия. Сначала она думала, что они переживают за Уильяма, беспокоятся, не случилось ли с ним несчастья, не ушел ли он после ссоры с отцом навсегда из дома. Может, мать не такая уж бессердечная? Может, она и правда слишком чувствительна и ей не хватает душевных сил, чтобы волноваться сразу о двоих детях? Но постепенно до Клары дошло: пока сын где-то пропадает, а дочь занимается неизвестно чем, Рут преспокойно попивает чай со знакомыми дамами, обсуждает с рестораторами и флористами следующий светский прием, перелистывает журналы, смакует запрещенный виски и заказывает новые платья, украшения и меха.

После того как тело Уильяма вытащили из воды, мать перестала планировать торжества, но еще больше пристрастилась к алкоголю и каждый вечер напивалась до бесчувствия. Она утверждала, что виски благотворно действует на ее нервы, и отец, который выходил из кабинета только для того, чтобы поесть и поспать, следил за тем, чтобы его запасы своевременно пополнялись. Клара догадалась: родители только рады, что она им не докучает. Главное, чтобы она приходила домой к ужину, ровно к половине шестого. А если нет — пусть пеняет на себя.

Последние семь месяцев она говорила родителям одно и то же — она идет на спектакль с Джулией, Мэри и Лиллиан, а после переночует у кого-нибудь из них. Мать видела Лиллиан всего пару раз в жизни, но полностью одобряла ее встречи с подругами — на том основании, что их матери состояли в благотворительном женском комитете и ходили в ту же церковь, что и она. По ее мнению, раз Джулии и Мэри разрешают ночевать у Лиллиан — значит, это вполне допустимо.

Однако вместо того чтобы пойти в театр, они собирались у Лиллиан дома, укладывали волнами волосы и наряжались в расшитые стеклярусом платья-чарльстон с бахромой. Они спускали чулки до колен, чтобы все видели: они не носят корсет, и надевали туфли на высоких каблуках и с ремешками. На груди болтались длинные нитки жемчуга. В десять вечера жених Лиллиан приезжал за ними на «бентли», и они мчались в центр города. Следом ехал «роллс-ройс», в который набивались друзья ее брата.

Чаще всего они бывали в «Коттон-клаб» — модном местечке на углу 142-й улицы и Ленокс-авеню. Здесь любили развлекаться богачи. В дымной полутьме клуба Клара и ее друзья пили контрабандный джин, угощались вишней в шоколаде, курили, танцевали чарльстон и танго. Они слушали джаз в исполнении Луи Армстронга и порой так набирались, что с трудом стояли на ногах.

Именно здесь Клара познакомилась с Бруно. Он родился в Италии, в семье башмачника, и в одиночку приехал покорять Америку. Шик и блеск роскошного нью-йоркского клуба были ему в диковинку. И все же, когда она увидела его впервые, в белом жилете, галстуке, фраке и черном пальто, протискивающимся через толпу, Бруно выглядел так, словно был завсегдатаем этого заведения. Не замечая девушек, которые приглашали его потанцевать, не обращая внимания на закуски с икрой и тележки с мартини, Бруно упорно шел вперед, не спуская горящих глаз с Клары. А она в тот момент вальсировала с Джо — братом Лиллиан. Джо напился вдрызг и нес всякий вздор о своей работе на Нью-Йоркской бирже и о внушительном состоянии, которое позволит ему осыпать любимую женщину роскошными дарами.

Когда Клара увидела, что Бруно идет к ней, сердце громко застучало у нее в груди. Он выглядел рассерженным, словно кто-то посмел ухлестывать за его девушкой. Она решила, что он ее с кем-то перепутал, и приготовилась защищать бедного пьяненького Джо. Тот как раз наклонился, чтобы ее поцеловать, но она увернулась и высвободилась из его липких объятий. А потом даже не поняла, как так случилось, но Бруно вмешался и увлек ее за собой, оставив изумленного Джо в одиночестве посреди зала.

Они стали танцевать с Бруно. Он серьезно смотрел на нее, положив сильную руку ей на талию. Когда она рассмотрела его вблизи, он показался ей красивым, как Адонис: зачесанные назад черные волосы, рельефное лицо с гладкой смуглой кожей… Она опустила глаза, смутившись под его пристальным взглядом.

— Надеюсь, это был не твой жених, — низким голосом произнес он. Из-за акцента каждое слово звучало отчетливо и слегка экзотично.

Клара покачала головой, делая вид, что разглядывает другие танцующие пары. Лиллиан и Джулия сидели за барной стойкой, держа в руках бокалы с виски. Лиллиан перебирала жемчужины своего ожерелья, а Джулия щекотала какого-то красавчика пером своей головной повязки.