— Но как же вы там будете жить одни, вы же еще дети, — всхлипнула мама, и бабушка тоже начала подозрительно вытирать глаза. — И институты как же? Сколько стоило трудов, чтобы вы туда попали.

— Вот, послушайте, — начал Юра, осознавая, что и он должен сказать свое решительное мужское слово, иначе рискует потерять авторитет в семье. — Мы сегодня встречались с людьми, которые только оттуда приехали. Они нам объяснили, что сразу после приезда нас отправят в ульпан, это такие курсы по изучению иврита. Они совершенно бесплатные и нам еще будут давать деньги на жизнь, пока мы там учимся. А потом, когда мы выучим язык, мы сможем продолжать учебу у них в университете, и тоже абсолютно бесплатно, между прочим. Так что институты не пропадут.

— А что ж это за люди такие? — подозрительно спросила мама. — И чего ж они сами туда не едут, если там так хорошо?

— Это молодые ребята, муж и жена, и они тоже едут, но позже. Сейчас у них такое задание от Сохнута, это еврейское агентство, которое отправляет евреев в Израиль, разъяснять людям, что им там дают, на что они имеют право, и еще они будут учить нас ивриту, пока мы будем оформлять документы. Да, мама, они просили разрешения проводить уроки у нас, потому что они живут с родителями и у них маленький ребенок. Но ты не бойся, пока у них вместе с нами всего шесть человек набралось, так что мы тут поместимся.

— Да я этого не боюсь, — вздохнула мама, — занимайтесь, конечно. Я боюсь за вас, как вы там одни будете, и когда я вас теперь увижу? Может и вообще никогда, — уже откровенно расплакалась она.

— А вот этого не надо. Они когда устроятся и увидят, что там за жизнь, то и нас вызовут с мамашей, конечно, — вдруг заявил отчим и отчаянно покраснел, и они все неожиданно поняли, что это его сокровенная мечта, и как многие русские, у которых вообще нет надежды уехать, он стремится в Израиль гораздо больше, чем евреи, которые теперь могут выбирать, где им жить.

— Ну, да, а чего ж нет? — совсем расхрабрившись продолжил он. — Вы имеете полное право туда ехать, и я тоже, как официальный муж, член семьи, можно сказать.

— А как же ты там будешь жить, когда там все евреи? — ехидно спросила бабушка. — Ты ж у нас как выпьешь, сразу кричишь, что ты настоящий русский человек, и душа у тебя русская. И необрезанный ты, между прочим.

— Так Юрка ваш тоже необрезанный. Мы с ним там вместе и обрежемся, правда, Юра? — неожиданно объявил отчим.

Юра в ответ только неуверенно кивнул, сразу же представив себе эту процедуру и внутренне содрогнувшись. Вот об этом-то он и не подумал, но отступать уже было поздно.

— Ну, вот, — совсем приободрился отчим. — С этим вопросом мы решили. А что касается того, что там одни евреи, то я так не думаю. Туда многие своих русских мужей и жен повезут. Так что я там не один буду.

— Ну вот видишь, мама, дядя Толик прав, вы, конечно же, к нам приедете, и мы будем все вместе, — заметно повеселев, сказала Рита. — Так что мы поедем, а?

— Да что я, — все еще вздыхая, отозвалась также приободрившаяся мама. — Я же вам не враг. Поезжайте, конечно, если там так уж хорошо. Роза, я думаю, врать не станет. Раз сказала, что оставит и дом и деньги, то так и будет. Она вас действительно очень любила, когда вы были маленькие. Мама, а как вы считаете?

— Роза не обманет, — веско сказала бабушка. — Она, между прочим, очень хорошая женщина была, Гришу как любила. Я честно скажу, вряд ли ему с молодой женой так хорошо было бы как с ней. Вот только до чего я дожила, муж мой в земле и сыновья тоже, а я, можно сказать, с чужими людьми уеду, и могилки их брошу.

Она принялась вытирать глаза, а растроганные Юра и Рита кинулись ее обнимать.

— Бабушка, ну с какими же чужими людьми, что ты говоришь, — наперебой закричали они. — Ты же с нами там будешь, твоими родными внуками, и мама тебе ведь не чужая, вы с ней столько лет вместе живете.

— Да я и не считаю ее чужой, это ж я так просто сказала, — начала отбиваться от них бабушка, — должна же я хоть что-то сказать.

— А я вам разве чужой? — вдруг не выдержал отчим и выпрямился за столом с оскорбленным видом. — Да я ж к вам всегда относился с уважением и даже с любовью, можно сказать. Мамашей вас вот называю как родную, а вы мне "чужой".

— Да я ничего не говорю, Толик, ты хороший человек, хоть и не еврей, внуков моих любишь, я же вижу, просто, как же я могилки родные брошу, — уже по-настоящему расплакалась она.

Все растеряно замолчали, не зная, что ей сказать. Рита и Юра стали огорченно переглядываться, вот ведь как, все уже было хорошо и вдруг бабушка все испортит, если не захочет ехать. Мама ведь не бросит ее одну. И тут отчим снова всех удивил.

— Наши мертвые не в могилах, они в нашем сердце. Поэтому они всегда с нами, где бы мы ни были, — торжественно изрек он и, сам удивившись собственному красноречию, растеряно посмотрел на остальных, которые от изумления не могли сказать ни слова, а только молча смотрели на него, вытаращив глаза.

— Да, это правда, — также торжественно объявила бабушка, которой на самом деле тоже хотелось поехать — ты, Толик, очень даже прав. Я их увезу в своем сердце.

— Ну вот, все в порядке, — обрадовалась мама, а Юра даже пожал отчиму руку. — Значит, решено. Сначала едут Рита и Юра, а потом мы все.

И успокоенная семья принялась обсуждать, что детям нужно взять с собой.

* * *

На следующий день они начали собирать документы. Оказалось, что, прежде всего, нужно было взять анкеты в паспортном столе милиции и туда они и отправились прямо с утра. Отстояв положенную очередь, они вошли в кабинет, где сидела толстая грубая баба, одетая в милицейскую форму с обесцвеченными перекисью и залакированными буклями на голове. Узнав, зачем они пришли, она тут же прониклась к ним самой настоящей ненавистью и нарочно долго перебирала бумаги, как будто не могла сразу найти, то, что им было нужно. Зато за это время она успела громким противным голосом высказать им, что таких как они нужно сажать или лучше стрелять, потому что они предатели родины. Их здесь учили, кормили-поили, обеспечивали им счастливое детство, профсоюзные путевки в лагеря, а они теперь уезжают. Вначале Юра и Рита выслушивали все это молча, но когда, наконец, анкеты очутились в их руках, осмелели и объявили ей, что она орет на них, потому что им завидует, и, если бы у нее была возможность, она бы первая удрала из своей любимой родины. И вообще с расстрелом и тюрьмой, она опоздала, так как теперь не тридцать седьмой год.

Пока обалдевшая от их наглости паспортистка пыталась найти достойный ответ, они повернулись и вышли из кабинета, провожаемые откровенно завистливыми взглядами остальных трех женщин, сидевших за другими столами. Вышли они, кстати, очень довольные собой, что смогли дать отпор. В общем, первая высота была, так сказать, взята.

Зато вторая высота чуть не повергла их в самое настоящее отчаяние, хотя это был всего лишь маленький учебник иврита. Они с недоумением и ужасом вглядывались в самой странной формы значки, которые на самом деле были буквами. Кроме того, что они не походили ни на одну из известных им букв, они были еще и очень похожи между собой. Так, например, сколько они не вглядывались, найти различие между буквами рейш и далет, или между буквами каф и бет им совсем не представлялось возможным. А когда они еще и узнали, что в этом языке нет, только подумать, гласных букв, а есть вместо них какие-то странные огласовки, которые к тому же часто и не пишутся вообще, то совсем упали духом. Но их учителя, Лариса и Миша, строго велели им не паниковать, а для начала смотреть в подстрочник, где все слова транскрибировались такими родными и знакомыми на фоне загадочного иврита русскими буквами. Кроме них на занятиях присутствовали еще четверо, пожилые муж с женой, Семен Борисович и Берта Соломоновна, которые ехали в Израиль к своей дочке и внуку, и молодая пара, специально приезжавшая на занятия из соседнего Николаева, Белла и Саша Певзнер. Саша отличался завидным оптимизмом не только в отношении иврита, но и вообще всей жизни в Израиле. У него был уже разработаны план-минимум для начала жизни в Израиле и становления на ноги, и план-максимум для того, чтобы разбогатеть. Своим оптимизмом он заразил остальных и они все дружно принялись за освоение языка Торы. Труднее всего им давалось чтение, так как отсутствие гласных сводило на нет все их усилия прочитать слова. В конце концов, Рита и Юра решили, что лучше хитрить, чем позориться и стали читать исключительно по подстрочнику, однако делая вид, что читают иврит. Вначале им было немного стыдно, но приглядевшись внимательнее, они убедились, что другие делают то же самое. Так они и прозанимались все три месяца, читая русские буквы и стараясь это делать как можно незаметнее с риском заработать косоглазие.