– Кит умерла при родах, – говорит он. – Так что теперь этот ребенок – единственное, что напоминает мне о ней, о том, что у нас было и…

Ты киваешь, избавляя доктора от необходимости подбирать слова.

– Я понимаю.

– Да, мистер Арвал. Думаю, что понимаете…

Какое-то время вы молчите, а потом доктор Милт рассказывает о естественном спутнике Крита под названием Хес.

Я хочу, чтобы вы возглавили проект строительства исследовательского комплекса на нем, – говорит он. – Создали базу, на которой я смогу содержать своего сына.

– Что плохого в этой планете? – спрашиваешь ты.

– Законы, – кривится доктор Милт. – Вы, должно быть, привыкли, что законы меняются на Афине чаще, чем времена года, но здесь жизнь слишком постоянна. Я генеральный секретарь Крита, но если я не перевезу своего сына на Хес, то через два года буду вынужден собственноручно подписать приказ о его ликвидации. К тому же там я смогу возобновить свои попытки сохранить ему жизнь, может быть, создать для него новое тело… – он тяжело вздыхает. – Так уж устроен мир, мистер Арвал…

* * *

Бартон протягивает руку и говорит, что он возглавляет проект строительства на Хесе. Доктор Милт стоит в стороне и наблюдает за вами, изучает, словно крыс в своей лаборатории.

– Считай, что все это началось с меня, – говорит тебе Бартон. – Ты – талантливый инженер, я – талантливый организатор. По правде сказать, здесь все талантливые, так что привыкай не считать себя особенным.

– А я и не считаю, – говоришь ты.

– Ну значит, тогда мы поладим, – он улыбается. Румянец заливает покрытые оспами щеки. – Как насчет чего-нибудь выпить?

– Выпить? – ты оборачиваешься и смотришь на доктора Милта.

– Я ни в чем не ограничиваю вас, – говорит он. – Каждому гению требуется свой стимул. И каждый гений борется со своими запретами. Законы и правитель нужны плебеям, вам же нужна работа и востребованность. Так что если вы хотите выпить, то вы можете выпить. Если вам нужна женщина…

– Люблю этого парня! – говорит тебе Бартон, обрывая доктора Милта на полуслове.

Вы идете в бар и заказываете два скотча. Бартон спрашивает тебя о Фрее.

– Неплохой аванс, – говорит он.

– Да. Неплохой, – соглашаешься ты.

– Когда тебе надоест жить с ней, – говорит Бартон, – я буду не против перенять эстафету, если, конечно, доктор Милт не станет возражать.

– Думаю, это будет нескоро.

– Значит, хороша чертовка! – Бартон цокает языком, смакуя последнее слово. – Мой отец всегда говорил мне, что настоящего мужчину могут погубить лишь три вещи: алкоголь, женщины и своя собственная тупость. С тупостью я научился бороться, но вот алкоголь и женщины… Как бы это сказать…

– Неразрешимо?

– Да, наверное… Как говорит доктор Милт, наши таланты возносят нас над миром, но делают своими рабами.

– Так ты раб своей работы?

– Не работы, Арвал. Алкоголя и женщин, – он смеется. – Иногда мне кажется, что я талантлив лишь в этом! А все остальное – это так… бонус… Дополнение к бутылке и цветам, – он хитро прищуривается. – Скажи, а Фрея, она хороша только в постели или еще в чем-то?

Ты пожимаешь плечами.

– Вот так всегда! – гогочет Бартон. – Либо секс, либо кухонная плита – третьего не дано!

– Не всегда, – говоришь ты, вспоминая Прис.

– Всегда! – упорствует Бартон. – И не пытайся найти то, чего нет. Женщины останутся женщинами, мужчины – мужчинами.

– Была у меня одна женщина… – начинаешь ты.

– Только одна?! – издевается Бартон.

Ты посылаешь его к черту и заказываешь еще выпить.

– Вот это уже лучше! – одобряет Бартон. – И не нужно ничего выдумывать. Принимай жизнь такой, какая она есть, – он поднимает стакан и предлагает выпить за это…

* * *

Холодные ночи становятся неестественно долгими. Коротая их, ты либо пьешь, либо отдаешься во власть цветных снов о родной планете. Фрея кажется чужой и лишней, так же как пустующие комнаты в твоей новой квартире, в которые ты никогда не заходишь.

– Ты больше не хочешь меня? – спрашивает Фрея, выходя в ночной рубашке в гостиную.

– Нет, – говоришь ты, проглатывая очередной глоток скотча.

– Значит, я могу уйти?

Ты киваешь. Смотришь, как она собирает вещи, и думаешь о Бартоне. «Секс или кухонная плита», – слышишь ты его голос. Что ж, первое уже пройдено.

– А ты умеешь готовить? – спрашиваешь ты Фрею.

– Я могу научиться, – говорит она, продолжая собирать вещи. – Хочешь, чтобы я попробовала?

– Нет.

– Ладно, – она поворачивается к тебе спиной и начинает переодеваться. Все то же тело, что и четыре месяца назад. Все то же белое платье, в котором она пришла к тебе. Ничего лишнего. Ничего нужного.

– Бартон надеется получить тебя, – говоришь ты.

– Причем тут я? – спрашивает Фрея.

– Верно, – соглашаешься ты и вспоминаешь доктора Милта. – Секс и кухонная плита.

– Что?

– Ничего, – ты наливаешь себе еще выпить.

– Уверен, что не передумаешь? – спрашивает Фрея.

– Уверен, – говоришь ты. Она целует тебя в щеку и уходит.

Ты засыпаешь на диване, и тебе снится яблоневый сад. Белые зубы Прис прокусывают налитый румянцем плод. Яблоневый сок блестит у нее на губах.

– Хочешь? – спрашивает она, протягивая тебе яблоко.

– Я ничего не чувствую, – говоришь ты, пережевывая безвкусную мякоть.

Прис пожимает плечами. Небольшая грудь просвечивает сквозь летнее платье.

– Неплохо, неплохо… – говорит Бартон.

Он стоит за твоей спиной и разглядывает Прис, словно лошадь, которую собирается купить.

– Хочешь? – спрашивает она, протягивая ему яблоко.

Он вгрызается в него зубами. Пережевывает, умиленно прикрывая глаза.

– Сердце женщины тверже, чем камень, Арвал, – говорит Бартон, протягивает руку и прикасается к левой груди Прис. – Но сердце внутри, – говорит он, обрисовывая небольшой сосок. – А снаружи все даже очень неплохо, – он сбрасывает прозрачную бретельку с женского плеча.

Прис улыбается ему. Голубые глаза блестят. Розовый сосок набухает под грубыми пальцами.

– Главное – не заглядывать слишком глубоко. Не придумывать то, чего на самом деле нет.

– Секс или обед? – спрашивает его Прис.

– Даже не знаю, – говорит он, пропуская ее волосы между пальцев. – Может, дашь мне попробовать всего понемногу?