— Я думаю, что они уже далеко от этих мест. Едва потеряв меня из-под своего контроля, они должны были решить, что я отправился с этой кассетой в милицию, и сейчас торопятся обратно, в город, чтобы в срочном порядке принять меры к эвакуации студии и ликвидации возможных улик.

— Тем более нужно поторопиться, — я поднялся и подошел к шкафу. — Сейчас я переоденусь и…

— Подожди минутку, — остановил меня Разумовский. — А что бы ты сказал, если б у нас был существенный шанс найти эту студию?

Я недоуменно пожал плечами:

— А какой в этом смысл? Чем мы, люди гражданские, предпочтительней официальных сыщиков? У них для расследования есть все возможности, а у нас кроме энтузиазма — ничего.

— А разве энтузиазма мало? В наше время — это одна из основных причин. Я бы даже сказал, что это — основная причина, по которой работают современные сыщики.

— У любого, кто посмотрит такую кассету, энтузиазм появится на пятой минуте просмотра. Не темни, батюшка, говори начистоту.

— Меня вот что тревожит. Ведь это — целое направление преступного бизнеса. Огромное и очень доходное. В Америке, Швеции и Польше оно хорошо отлажено и развернуто. В Америке сейчас идет настоящий бум в потреблении, а следовательно и выпуске, порнографических лент. Один только рынок «черного порно» приносит там несколько десятков миллиардов ежегодно. Теперь эта зараза вползает в нашу страну. А ведь это миллионы и миллионы долларов. Неужели ты думаешь, что те, кто решит заняться этой «отраслью» вплотную, не обеспечат себе надежный тыл в лице каких-нибудь высокопоставленных чиновников МВД и ФСБ?

— Все, что ты перечислил, — лишь попытка склонить меня к этой авантюре. А если вдуматься, то и доводов-то никаких серьезных нет.

— А так ли нам нужны эти самые доводы? — невинно поинтересовался Разумовский. — Ты видел кассету. Детоубийцы и извращенцы, воспевающие детоубийц и извращенцев. Это нужно остановить.

— Это новый взгляд на «непротивление злу насилием»? Батюшка, а что нужно для того, чтобы ты никогда больше не находил никаких кассет, не встречал на улице бездомных девочек и вообще не занимался проблемами своих прихожан настолько буквально?

Иерей подумал и неожиданно обиделся:

— Даст Бог, я еще долго проживу.

— Не понял?.. Ах, в этом смысле… М-да… Нет, батюшка, сдается мне, что в рай мы с тобой не попадем. Да и в ад могут не принять — им же дороже выйдет. Меня-то, может, еще и оставят истопником при котлах с политиками, а вот тебе точно придется бродить по земле в виде «тени отца Владимира».

— Не кощунствуй, — предупредил меня иерей. — Ты знаешь, как я отношусь к подобного рода шуткам. Последний раз добром спрашиваю: поможешь мне по собственной воле?

— А если я откажусь?

— Я тебе откажусь!

— Ну вот, так бы сразу, а то все намеками, намеками.

Разумовский еще раз укоризненно посмотрел на меня, подошел к телевизору и вставил в паз злополучную кассету.

— А без этого нельзя обойтись? — попытался воспротивиться я. — Не можешь ты вкратце рассказать содержание и на том успокоиться? Сам же говорил: полицейским после просмотра подобных видеокассет требовались психологическая реабилитация и собеседования с психиатрами. А у меня знакомый психиатр только в городе, за несколько сотен километров отсюда. Свихнусь — что делать будешь?

— Лечить! — прорычал доведенный моим занудством иерей. — Причем своими методами… Надо досмотреть, Коля. Нам с этим работать. А кассета — наша отправная точка. Может быть, ты свежим глазом и найдешь что-то, что я пропустил.

Но ничего, способного подсказать путь к изготовителям ленты, я отыскать не смог. Когда иерей извлек кассету из видеомагнитофона и вопросительно посмотрел на меня, я беспомощно развел руками.

— Я ничего не вижу. Наверное, отвык. Эмоции все равно берут верх над логикой. Лицо человека закрывает маска. Среднего роста, среднего телосложения, волосы черные, глаза какие-то желтоватые, скорее всего русский, предположительно лет тридцати пяти. Особых примет нет. Речь правильная, но с несколько странными оборотами. Но это уже по части лингвистов, психиатров и отдела аналитических исследований ФСБ. Происходит действие в каком-то помещении без окон, возможно в подвале. Девочке лет двенадцать-тринадцать. Судя по виду и одежде — из неблагополучной семьи. Нет, признаюсь честно: мне сейчас сложно анализировать увиденное. Требуется время для адаптации. Единственное, что могу сказать наверняка, — это какой-то псих. Нормальный человек такого не сможет. Но, судя по его комментариям, — вменяемый. Я не психиатр и не разбираюсь в маньяках, могу только предположить, что его психика находится в «пограничной зоне»… Нет, не берусь судить. Нам нужно будет получить профессиональную консультацию. Есть у меня один знакомый профессор — Ушаков. К нему и обратимся. Думаю, не откажет в помощи… И я заметил, что камера, снимающая все это, была не закреплена. Кто-то весьма профессионально снимал весь процесс, выбирая наиболее благоприятные ракурсы и освещение… Кстати, очень интересно: неужели в одном месте могли собраться и успешно сотрудничать двое и более душевнобольных? Или все же человек способен выплюнуть свою душу, заморозить чувства и опуститься до уровня шизофреника, когда дело касается денег?.. Во всяком случае, оператор, снимающий это действо, был профессионалом. Третье: нужно искать каналы, по которым осуществляется рынок сбыта. Такие каналы не могут быть закрытыми. Сомневаюсь, что при определенном желании в городе нельзя было бы достать, продать или заказать какую-нибудь особенную видеокассету. Значит, нужно искать на них выходы. Четвертое: личность человека, который принес тебе кассету.

— Здесь дело обстоит не лучшим образом, — признался Разумовский. — О нем нет никакой информации. Приехал, снял комнату у старухи, из дома почти не выходил, ни с кем не разговаривал. С трудом его квартирная хозяйка припомнила, что постоялец упоминал о своей матери, живущей в соседней области. Два раза он ездил к ней. Последний раз — за день до гибели. Возможно, его выследили. В день, когда он погиб, хозяйка дома уезжала к дочери в город. Преступники — а я не верю, что это был несчастный случай, — воспользовались этой возможностью. Можно сказать, ей повезло — неизвестно, как все сложилось бы, будь она дома. Беда в том, что никаких документов после него не осталось.

— Подожди-подожди, — нахмурился я, — что-то здесь не сходится. Человек скрывается от кого-то, опасаясь за свою жизнь… И как впоследствии оказалось — не зря опасаясь. Предвидя возможность неблагоприятного исхода, подстраховывается тем, что отдает кассету в ближайшую церковь с просьбой после его смерти передать ее в ФСБ. Его находят, убивают, а за тобой устанавливают слежку… Значит, он признался своим убийцам, что кассета у тебя… Но я не понимаю, какой смысл вообще отдавать кассету, ведь кроме констатации факта, что в России налаживается выпуск «черного порно», она не дает никакой конкретной информации? Он отдавал ее с тем расчетом, что после его смерти она «ударит» по убийцам, а значит, в ней должна быть какая-то информация, конкретная информация, позволяющая выйти на эту студию… Да, так и должно быть. Иначе смысла нет. Значит, что-то мы в ней пропустили. Может быть, дело все же в личности убитого? Он работал на каком-то предприятии, которое параллельно занималось выпуском «черного порно»?