Он приносит относительно небольшой, но огромный в абсолютных показателях доход заинтересованным группам, которые на этом зарабатывают, ценой огромных – и в относительных, и в абсолютных показателях – расходов для остального общества. Таким образом, безусловные права и нематериальные активы этих заинтересованных групп продолжают расти.

Аналогичный характер, роднящий эти меры с саботажем, – в части сознательного снижения эффективности – имеют правила выдачи акцизных и налоговых марок, несмотря на то что они не всегда разрабатываются именно для этих целей. То же можно сказать, например, про частичный или полный запрет алкогольных напитков, ограничения в торговле табаком, опиумом и другими вредными наркотиками, препаратами, ядами и взрывчатыми веществами. Похожим по воздействию (пусть даже задачи были другими) можно назвать «Закон об олеомаргарине»[7]; то же касается избыточно дорогих и обременительных инспекций, введенных в отношении производителей промышленного (денатурированного) спирта в интересах компаний, занимающихся другими видами горючего; то же касается исключительно досадных и изощренных спецификаций, которые ограничивают использование почты в интересах служб доставки и других транспортных компаний, предоставляющих данные услуги.

В той же связи стоит заметить, что с тех пор как почтовые компании поступили в ведение федеральной власти, их работа обросла таким количеством препон и задержек, что федеральный контроль над этими услугами оказался полностью дискредитирован и теперь общество явно предпочло бы вернуть почту под частное управление. Почти такое же положение дел наблюдается в железнодорожной отрасли. Саботаж работает как средство сдерживания, независимо от того, используется ли он правительством или против него.

По правде говоря, конечно, я не собираюсь осуждать любой из этих видов саботажа. Это не вопрос морали или благих намерений. Всегда следует считать очевидным, что правительство предпринимает любые шаги для упорядочивания дел в стране – будь то меры ограничения или стимулирования, – руководствуясь исключительно мудростью и заботой о национальном благосостоянии и безопасности. Можно только добавить, что многие из этих мудрых мер ограничения и стимулирования по сути своей являются саботажем и что на самом деле они обычно, хотя и не всегда, вводятся в интересах привилегированных классов, владеющих и управляющих национальными ресурсами. Эти меры вполне законны и, по-видимому, благотворны, соответственно, и воспринимаются как само собой разумеющееся. И даже то, что они применяются для ограничения торговли и промышленности, считается проявлением мудрой деловой предосторожности.

Во время войны меры управления, характерные для саботажа, применялись более широко и разнообразно. Общество столкнулось с непривычными проблемами, требующими срочного решения. Как и следовало ожидать, их стали решать с помощью запретов, штрафов, ограничений и помех, сознательного снижения эффективности той работы, которая не соответствовала целям правительства. Когда ситуация принимает сомнительный и опасный оборот, государственный бизнес ведет себя так же, как и частный. Правительство стало прибегать к уловкам обременительных требований и стесняющих ограничений, например, во второстепенных отраслях промышленности. Также оказалось, что средства сбора и распространения новостей и другой информации успели достигнуть уровня, недопустимого в военное время. То же касалось механизмов общественного обсуждения любых вопросов. Эти средства, которые в мирное время казались скромными, накопили огромную мощь в годы войны, когда люди находились в постоянном напряжении и ежедневно хотели знать, что происходит в мире. Благодаря новейшим техническим усовершенствованиям в области транспорта и связи, обычные средства распространения информации и общественного мнения стали столь эффективны, что им уже нельзя было позволить работать на полную мощность в столь тяжелый для государства период. Даже почтовая служба стала показывать такие результаты, что пришлось прибегнуть к мерам выборочного снижения эффективности. Как и в случае с частным бизнесом, было принято решение запретить такую работу почты, как вредную для деятельности правительства, основанной на доброй воле и праве узуфрукта[8]. Эти безапелляционные меры привлекли большое внимание общественности и вызвали толику сомнения; но они, несомненно, были благом как по сути, так и по намерениям, вот только куда уж это понять неспециалистам – то есть простым гражданам. Неосторожное распространение информации и мнений или чрезмерно откровенная агитация со стороны этих неспециалистов может помешать работе правительства. Так по крайней мере они сами говорят.

Подобные вещи происходили в разных местах и в разные времена, так что все эти нервозные попытки саботировать распространение нежелательной информации и мнений не новы и характерны не только для демократии. Высшие государственные деятели великих монархий Востока и Запада давно освоили и опробовали те же меры. Но эти государственные деятели династических режимов занимались информационным саботажем из-за ощутимых противоречий между властью и народом, чего не должно быть в демократическом обществе. Считается, что Германская империя в период войны являла собой пример подобных противоречий, а также того, как можно поступать с недоверчивой и не заслуживающей доверия частью населения. Способ заключается в саботаже, цензуре, запрете на коммуникации, а также на тщательно продуманной дезинформации.

Подобное поведение со стороны государственных деятелей империи выглядит вполне понятным. Но как это все могут использовать просвещенные демократические государства, такие как США, где правительство беспристрастно представляет интересы граждан и где, следовательно, не должно быть никаких разногласий и неприязни между властью и народом, – совершенно непонятно. И все равно в демократических странах существует достаточно строгая цензура, существует сознательное снижение эффективности средств связи – и в Европе, и в Америке, которая признана образцом самой простодушной демократии. И хотелось бы верить, что все это в конечном счете приносит какую-то пользу, поскольку в противном случае происходящее сильно озадачивает.