Тогда почему так больно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Домой возвращаться не хотелось. И я попросила маму отпустить меня жить в доме бабушки, хотя родители планировали его через полгода продать. Мама была категорически против, чтобы я уезжала. Но на мою защиту вдруг встал отец, заявив, что свежий воздух и более спокойная, чем в городе, жизнь пойдет мне на пользу, да и не придется пускать чужих людей в дом.

Вот так я сбежала от самой себя.

Не самое лучшее начало взрослой жизни.

В местной школе взяла восемь часов преподавателем изо. Учителя давно не было, поэтому меня взяли без образования. А рисовать я любила и окончила художественную школу. Потом добавился кружок по рисованию в начальной школе. Немного, но, по крайней мере, я не совсем зависела от родителей. Решила год поработать, чтобы в следующем году подать документы для поступления. Мечта стать дизайнером не исчезла.

С Лёшей Тимофеевым познакомилась совершенно случайно. Я ехала к родителям на выходные. Как бы мне не хотелось возвращаться, но по брату я скучала. Да и Сашка всегда ждал с нетерпением. Парень сидел напротив и без зазрения совести рассматривал. Пристальное внимание немного напрягало, хотя я точно знала, что никаких последствий после неврита на лице не осталось. Размазанной косметики я тоже не боялась, поскольку таковой почти не пользовалась.

В такой молчаливой компании мы доехали до города. А вот на выходе парень подал руку, а я почему-то подала свою.

– Привет! Я – Алексей! – представился мой попутчик.

– Валерия, – назвала свое имя, хотя была уверена, что больше не увижу его.

Но оказалась не права. Лёша не исчез, наоборот, мы стали общаться. А через три месяца он сделал предложение. Это было не признание в любви, а именно предложение зарегистрировать отношения и жить вместе. Как контракт, подписание которого накладывало на каждую из сторон определенные обязательства. Возможно, если бы я тогда испытывала хоть какие-то чувства, мне бы показалось это слишком прямолинейным и расчетливым. Но я не видела ничего противоестественного. Ведь мне не предлагали отвечать взаимностью, а только «деловые отношения». С одной стороны это давало определенную защиту, а другая сторона была просто мертва. И я приняла предложение Алексея.

Никаких чувств, никаких эмоций, ничего личного. Словно в тот день, когда похоронили бабушку, умерла та часть меня, которая любила и радовалась, строила планы и мечтала.

Все заботы Алексей возложил на свои плечи. От меня практически ничего не требовалось. В тот момент, я была рада, что никто меня не дергает по пустякам, и спокойно принимала все происходящее. И не заметила, когда он перестал спрашивать мое мнение. Алексей все всегда решал сам. И вроде бы все его решения были верными, но внутри каждый раз возникало какое-то чувство, которое было с этим не согласно, но потом оно растворялось.

Лёша настоял, чтобы я оставила работу: деньги должен зарабатывать мужчина. Лёша убедил меня забрать документы с университета, хотя я снова подала их для поступления: ты не сможешь учиться и заниматься детьми. Тогда я была уже беременна.

И вот так, постепенно соглашаясь со всем, я перестала ощущать саму себя. Я знала, что нужна детям, что нужна мужу, но только для того, чтобы облегчить их жизнь, а я сама, та я, которая когда-то жила во мне, никому не была нужна.

А потом был первый сон. Я точно помню, что Лёши дома не было, и я вместо того, чтобы заняться обычными домашними делами, пока дети спят, тоже уснула. Проснулась с учащенным дыханием и бешеным стуком сердца. Даже не проснулась, а вырвалась из сна. Его реалистичность пугала. Я каждой клеточкой чувствовала, как меня трясет. Но не от страха. Нет. А от необъяснимой неги, или эйфории, словно испытала то, что ранее было недоступно. Какой-то опьяненный экстаз души и тела.

Я сидела на кровати и пыталась привести мысли и дыхание в порядок. Наверное, если бы Лёша был дома, мне бы было трудно скрыть все эмоции, которые вдруг вырвались на свободу, словно до этого их держали в таком крохотном пространстве, что взрыв был неизбежен.

– Мам, можно к тебе? – пролепетала сонная Дашка.

– Конечно! Иди ко мне, моя хорошая,  – я прижала к себе дочь, надеясь в ее объятиях успокоить свое сердце. Муж категорически не разрешал детям находиться в нашей постели, но я частенько нарушала этот «запрет», когда его не было дома.

– Мам, мне приснился страшный сон, – тихо призналась Даша.

«Мне тоже!»

– Какой?

– Я не помню, – всхлипнула дочка.

– Не бойся. Я с тобой. А это всего лишь сон! – Я гладила головку моей дорогой крошки, пытаясь вобрать в себя ее страхи.

«А я помню. Все помню. Как почувствовала его присутствие рядом. Как повернулась к нему. Как прикоснулась рукой, словно боялась, что он исчезнет. Как он держал мою руку, крепко и в то же время нежно, помогая преодолеть препятствия. Как поймал, когда я чуть не упала. Как замерла в его объятиях. Как подняла взгляд, чтобы увидеть его лицо. И как проснулась в испуге, боясь, его увидеть!»

Я  не видела его. Но я точно знала, что это мог быть только он.

Игорь Стасиков.

Только под его взглядами я чувствовала себя живой. И когда он исчез, я «умерла». А сегодня он вернулся. Во сне. Но этого хватило, чтобы почувствовать, что я снова могу дышать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Лера. Настоящее.

– Валя, я кофе просил! – отрезал Лёша, когда я поставила перед ним чашку чая.

Вот же ведь! Кажется, я его не услышала!