Агенобарб посмотрел ему в лицо и вдруг почувствовал раздражение — столь юным и самоуверенным тот казался. Ходили слухи, что у Сенеки в Риме большие связи, и Агенобарб не мог не заметить, как роскошно он одевается. Глядя на Сенеку, командующий чувствовал себя стариком, даже суставы начинали ныть. В такой момент терпеть чужую заносчивость — это слишком. Молодой офицер, видимо, старался скрыть высокомерие, но за свою жизнь Агенобарб повидал немало подобных людей. Как бы они ни лебезили, их все равно выдают глаза, и становится ясно, что если в деле замешаны личные интересы, таким лучше не доверять.

Агенобарб глубоко вздохнул. Конечно, особенно обольщаться не стоит, но так приятно самому принимать решения!

— Тебе приходилось сражаться, Сенека? — спросил он.

Лицо юноши побледнело, затем на нем вновь появилась привычная улыбка.

— Еще нет, господин, но, надеюсь, я пригожусь.

Агенобарб слегка оскалился.

— Я знал, что ты так скажешь. Не сомневался. Сегодня ты сможешь себя проявить.

Помпей стоял один в здании сената, прислушиваясь к воспоминаниям. По его приказу кузнецы выломали двери, которые теперь криво висели в проемах. С улиц древнего Рима пробивался сквозь завесу поднятой пыли тусклый свет. Помпей с кряхтением опустился на скамью.

— Шестьдесят пять лет, — пробормотал диктатор в пустой зал. — Я слишком стар, чтобы снова воевать.

У него случались минуты слабости и отчаяния, и тогда под гнетом прожитых лет все тело болело и молило об отдыхе. Видно, пришло время оставить Рим молодым волкам — таким, как Цезарь. В конце концов, этот наглец уже доказал, что обладает важнейшим качеством правителя Рима — умением выживать. Когда гнев не затуманивал мысли, Помпей почти восхищался Юлием. Было время — он не поставил бы и бронзовой монетки за его возвращение целым и невредимым.

Толпа любила Цезаря за военные успехи, а Помпей ненавидел — за любовь толпы. Даже самое незначительное событие — чуть ли не покупка нового коня! — давало Цезарю повод слать в Рим победные реляции, которые потом обсуждались на улицах. Простые горожане собирались и жадно внимали любым новостям, хоть бы и самым пустяковым. Любопытство их было ненасытным, и только люди, подобные Помпею, качали головами, удивляясь: неужели можно так унижаться? Цицерон и тот утрачивал свою дальновидность, когда речь заходила о сражениях в Галлии. Что же мог противопоставить сенат Цезарю, который писал о взятии городов и о чудесах вроде меловых утесов где-то на краю земли?

Помпей сердито фыркнул, жалея, что не может разделить свои чувства с Крассом. Именно они вдвоем — какая горькая ирония! — взрастили в Цезаре столь непомерное честолюбие. Разве не сам Помпей согласился на триумвират? Тогда все, казалось, выиграли, но теперь галльские легионы шли на Рим, и Помпей каялся, что в свое время не проявил дальновидности.

Он отправил Цезаря в Испанию — и тот вернулся и стал консулом. Он послал его покорять дикие галльские племена — могли ведь дикари соблюсти приличия и прислать Цезаря обратно изрубленным на куски? Нет. Юлий вернулся домой гордый, как лев, а римляне ничто не ценят так, как победу.

Черная злоба тенью легла на лицо Помпея, когда он подумал о сенаторах, которые его предали. Лишь две трети из них откликнулись на призыв отправиться в Грецию, а ведь все обещали и клялись прилюдно… Остальные затаились, предпочли не делить изгнание с правительством, а дождаться армии изменника. Удар был тяжелый, просто сокрушительный. Сенаторы прекрасно знали, что у Помпея нет времени разыскивать их и вытаскивать из убежищ, и это злило его еще больше. Промедление и без того оказалось опасно долгим — диктатор задержался в городе, поскольку хотел дождаться солдат, снятых с дорожных постов и застав. Если Агенобарб быстро их не пришлет, придется отправляться без них. Окажись Цезарь у ворот Рима раньше, чем Помпей покинет город, и все планы диктатора пойдут прахом.

Помпей откашлялся. Выплюнул темную массу на мраморные плиты, и этот символический плевок принес ему некоторое облегчение. Несомненно, горожане в своем безрассудстве будут приветствовать идущие по Форуму войска Цезаря. Помпей не переставал удивляться неблагодарности римлян. Почти четыре года заботился он о том, чтобы они могли зарабатывать на жизнь и кормить своих детей, не боясь убийств, насилия и грабежа. Мятежи Клодия и Милона остались в прошлом, и теперь город процветал — возможно, отчасти потому, что помнил, каков настоящий хаос. И все-таки горожане не перестанут восхвалять Цезаря, который победил врагов, а теперь несет Риму новые волнения. По сравнению с этим хлеб насущный и спокойствие ничего для них не значат.

Диктатор оперся на подлокотники и встал. Болел желудок. Без видимой причины Помпей чувствовал сильное утомление. Нелегко постоянно убеждать себя, что он не совершает ошибки, покидая город. Ведь бывают ситуации, когда любой полководец признает, что единственный выход — отступить, собрать силы и атаковать уже на своих условиях. И все равно — как тяжело!

Пусть Юлий двинется за Помпеем в Грецию. В конце концов, там знают, кто правит Римом. В Греции диктатор соберет армию и самых лучших в мире офицеров. Тогда Юлий поймет разницу между своими грязными дикарями и воинами Рима — и для этого есть только один способ.

Помпей никак не мог привыкнуть к мысли, что Юлий — не тот молодой человек, каким он его помнил. Интересно, стал ли Юлий тоже с возрастом сильнее чувствовать зимние холода, чаще ли его одолевают сомнения? Удивительно — Помпей знает своего врага лучше, чем кто бы то ни было в Риме. Когда-то они делили хлеб, вместе сражались за общие цели и интриговали против общих врагов. А теперь Юлий повернулся против него. Такое ужасное предательство — ведь Помпей, ко всему прочему, женат на дочери Цезаря. При этой мысли диктатор усмехнулся. Он догадывался, что жена его не любит, но она хоть умеет понимать свой долг в отличие от беспутного папаши. Юлия родила ему сына, который, быть может, в один прекрасный день станет править миром.

Помпей задумался: а если Юлия желает возвращения отца? Отправляя жену на корабль, он и не подумал поинтересоваться. Пусть она дочь Цезаря, но принадлежит она не ему, а супругу. Ее молодое тело влекло Помпея, и хотя Юлия переживала близость без восторга, муж считал, что ей нечего жаловаться на жизнь.

Если Помпей принесет жене голову ее отца — ужаснется ли она? Диктатор представил себе эту картину и слегка воспрял духом.

Помпей вышел из сената к ожидавшим его воинам; их безупречный строй радовал глаз. Из-за Цезаря Помпею казалось, что в мире не осталось порядка и можно нарушить любые обычаи, стоит только пожелать. Теперь ему приятно было видеть, как толпа на Форуме почтительно теснится, спеша дать место его воинам.

— От Агенобарба есть новости? — спросил Помпей у своего писца.

— Пока нет, хозяин, — ответил тот.

Помпей нахмурился. Хорошо бы этот глупец Агенобарб устоял перед искушением и не сунулся к галльским легионам. Приказ у него четкий.

Колонна солдат двигалась по широкой пустой дороге. Увидев, как Сенека построил воинов, Агенобарб одобрительно хмыкнул. Конечно, боевого опыта у юнца нет, но почти всю сознательную жизнь он провел в легионах. Любые задачи Сенека решал с уверенностью — у знати это, по-видимому, врожденная черта. Сейчас заместитель командующего соединил центурии в манипулы и на правом фланге поставил наиболее опытных командиров.