Развивать тему «и вообще» заведующий кафедрой на стал. Сааков, с недавних пор прозвавший Данилова «Шерлоком», изобразил, будто он в задумчивости курит трубку. Понимать эту пантомиму следовало так — ну кому же еще экспертничать, если не тебе?

Заведующий кафедрой выжидательно смотрел на Данилова, который хотел сказать, что он совершенно не годится на роль эксперта, но вместо этого согласно кивнул. Наедине с шефом Данилов непременно бы отказался, сославшись на занятость, работу над диссертацией и особенности своего ершистого характера, совершенно непригодного для работы в комиссиях. В крайнем случае можно было бы напомнить шефу, что он совсем недавно откликался на его личную просьбу, так что сейчас очередь кого-то другого. Но на людях всего этого не скажешь, а шеф ждет ответа прямо сейчас. Опять же, если после отказа шеф переключится на другого сотрудника, то тот, следуя примеру Данилова, тоже откажется, а за вторым откажется третий и собрание закончится феерическим хапараем в стиле «кто тут крайний?». Лучше согласиться, раз уж выпала такая планида. Опять же — любопытно. Куда только не закидывала судьба-ехидна доктора Данилова, но вот в шкуре судебного эксперта он еще ни разу не оказывался. Но пока еще рано «раскатывать губы». Что с того, что шеф предложил, а Данилов согласился? В первую очередь с заменой должен согласиться профессор Ямрушков, который приглашал в комиссию не Данилова, а Савельева. Данилов с Ямрушковым знаком не был, просто знал понаслышке, что на кафедре судебной медицины есть такой профессор, довольно известный.

— Я вам после собрания дам всю информацию, Владимир Александрович, — затараторил Савельев, явно обрадовавшийся тому, что дело закончилось малой кровью. — Нет, не будем откладывать! Зачем? Я вам прямо сейчас все на почту и отправлю…

Он раскрыл ноутбук и проворно застучал пальцами по клавишам.

«А ты поумнел, Вольдемар!», не то похвалил, не то поддел внутренний голос.

«Скорее постарел», с легким налетом грусти подумал Данилов.

Цифра прожитых лет не то, чтобы тяготила или пугала, а просто удивляла — когда это я успел столько прожить? Казалось бы, еще вчера было двадцать, а теперь уже до полтинника рукой подать.

Кафедра судебной медицины располагалась в угловом двухэтажном здании из красного кирпича, построенном в конце позапрошлого века. Внутренняя отделка гармонировала с внешним обликом — лепнина на потолке, деревянные перила, притворяющиеся медными латунные таблички у массивных дверей, стилизованные под старину дверные ручки… Не хватало только ковровой дорожки в коридоре. Ну и сидящего у входа охранника следовало в ливрею одеть, чтобы не выпадал из антуража.

Профессор Ямрушков занимал лучший кабинет — угловой на втором этаже. Единственным старинным аксессуаром здесь было пресс-папье на профессорском столе, при близком рассмотрении оказавшееся замаскированной пепельницей. Все прочее укладывалось в рамки современного начальственно-профессорского стиля — массивная деревянная мебель, кресло размером с трон, шеренги дипломов на стенах… За спиной у хозяина кабинета висела большая цветная фотография, на которой президент вручал Ямрушкову какую-то награду.

Перед знакомством Данилов навел кое-какие справки. Общее мнение о Ямрушкове сводилось к тому, что с ним лучше дружить. На кафедре Ямрушков играл роль кардинала Ришелье, реального правителя при номинальном — заведующем кафедрой профессоре Шапарове, получившем эту должность по наследству от своего отца, одного из светил отечественной патологоанатомии, ученика самого Абрикосова.[4] Как это часто бывает, матушка-природа отдохнула на сыне гения, причем отдохнула конкретно, не дав ему ни острого ума, ни твердого характера, ни умения разбираться в людях и ладить с нимим. Шапаров держался в заведующих только благодаря тому, что Ямрушков предпочитал править из тени, так ему было удобнее. Шапарову так тоже было удобнее. Он мог спокойно предаваться своему хобби — коллекционированию картин русских пейзажистов XIX века — и знать при этом, что дела на вверенной ему кафедре идут надлежащим образом.

Ямрушков явно косплеил Чехова — зачесанные назад волосы, небольшая бородка, очки в тонкой оправе, похожие на пенсне, старомодная бабочка вместо обычного галстука… Только вот комплекция у него была совершенно не чеховской, да и лицо раза в два шире, чем у Антона Павловича, отчего бородка и невесомые очки смотрелись на нем как чужеродные элементы. «С такой комплекцией лучше под Крылова косить», подумал Данилов, разглядывая бабочку, которая особенно его умилила. Впрочем, с Крыловым тоже возникли бы несостыковки — для точного попадания в образ великого баснописца, Ямрушкову нужно было бы прибавить в весе как минимум два пуда.

Профессор встретил Данилова приветливо-дружелюбно, но шпильку в адрес шефа все-же подпустил.

— Ямрушков предполагает, а Замятин располагает, — сказал он, сопроводив эти слова ироничной улыбкой. — Знаете восточную пословицу: «Я — халиф, владыка этих мест, и лишь в Багдаде другой такой есть»?

— Если вас не устраивает моя кандидатура, то скажите сразу, так будет проще, — ответил Данилов, усаживаясь на предложенный ему стул, но пословицу запомнил, понравилась; надо Елене передать, она как раз про ее непосредственного начальника, главного врача московской «скорой».

— Я уверен, что Владислав Петрович остановил свой выбор на достойном человеке, — церемонно ответил Ямрушков. — О репутации кафедры он заботится так же бережно, как и о своей…

Не стоило и сомневаться в том, что Савельев передал Ямрушкову разговор с шефом во всех подробностях.

— У меня лично нет никаких оснований для того, чтобы настаивать на кандидатуре Родиона Николаевича, — желая подчеркнуть искренность сказанного, Ямрушков положил правую ладонь на грудь. — Я, собственно, обратился к нему только потому, что расценивал наше давнее знакомство как… хм… как залог того, что он мне не откажет. Знаете, как трудно набирается народ в комиссии? Никто не горит желанием тратить время впустую. Разумеется, это оплачивается, но овчинка явно не стоит выделки. Про гражданский долг в наше время лучше вообще не вспоминать, это ни на кого не действует. К тому же, заключение экспертов приводит к принятию определенного судебного решения, а кому охота ссориться с коллегами? Вот и приходится упрашивать, обещать какие-то плюшки, манипулировать хорошими отношениями… А что прикажете делать? Третьего члена нашей комиссии, профессора Мароцкевича из Бакулевки, я уговаривал неделю. Да какое там уговаривал! Умолял! Случай такой, что без авторитетного специалиста в области сердечно-сосудистой хирургии обойтись нельзя, а Мароцкевич работает на кафедре у Кунчулия и считается его преемником…

«А Раевский, который оперировал умершего пациента — один из учеников Кунчулия, — мысленно отметил Данилов и тут же одернул себя: — Не ищи шерсть в курином яйце, Вова! Все мало-мальски известные сосудистые хирурги в нашей стране в той или иной степени являются учениками Левана Кунчулия, основоположника и корифея».