Я согласилась, и мы отправились домой, спотыкаясь и держась друг за друга, как два слепца.

Когда мы поженились, то вложили все наши деньги в маленький домик из красного кирпича недалеко от вокзала Ватерлоо. На нашей улице был построен целый ряд таких домов с общей стеной. Предыдущей владелицей дома оказалась моя бывшая хозяйка, вдова моего крестного, мистера Парри, которая просила меня называть ее тетей. Она владела многими домами в Лондоне, и наш мог считаться одним из лучших. Его построили всего двадцать лет назад. Другие здания, принадлежавшие тете, были самыми настоящими трущобами; в таких никто не стал бы жить по доброй воле. И все же плата за аренду позволяла тете Парри жить на широкую ногу. Впрочем, нам она великодушно предложила купить дом по очень выгодной цене.

Однако, после того, как мы истратили весь капитал на дом, у нас почти не осталось денег на обзаведение. У меня не было ни одной лишней кастрюли. Не могла я и нанять штат прислуги, хотя Бен получает весьма приличное жалованье и надеется, что со временем его повысят. Кроме того, наш дом не так велик, чтобы держать прислугу в большом количестве. И все же мне требовалась помощница по хозяйству. С Бесси я познакомилась на Дорсет-сквер, в доме тети Парри. Девочка находилась на самой низшей ступени общественной лестницы; она служила судомойкой. Бесси очень обрадовалась возможности уехать подальше от зоркого взгляда кухарки, миссис Симмс. Она стала у нас «прислугой за все». Итак, в доме мы поселились втроем.

Живя на Дорсет-сквер, я думала, что миссис Симмс слишком строга к Бесси. Правда, тогда мне еще не приходилось командовать пятнадцатилетней девчонкой, и очень скоро я прониклась сочувствием к миссис Симмс.

Я ценила Бесси за трудолюбие и преданность; кроме того, она была умна и сообразительна. Однако нрав ее отличался независимостью. Она не стеснялась высказывать свое мнение. Вдобавок девочка оказалась неожиданно ловкой и изобретательной. Трудности начались вскоре после нашего переезда, когда выяснилось, что Бесси — убежденная трезвенница.

Через месяц после того, как мы переселились в свой дом, Бесси кротко спросила, может ли она регулярно посещать молитвенные собрания, которые проходят в пять вечера по воскресеньям.

Я не ожидала от Бесси такого религиозного рвения, но ее просьба показалась мне вполне обоснованной, даже похвальной. Тем не менее я задала ей пару вопросов. Когда миссис Симмс передавала мне Бесси, она, среди прочих рекомендаций, прошептала нечто непонятное: «Миссис Росс, берегитесь последователей!»

Я решила, что речь идет о поклонниках, и удивилась. Откровенно говоря, Бесси трудно назвать красавицей. Она худенькая, но жилистая, поскольку с двенадцати лет ей приходилось чистить кастрюли и натирать полы, руки у нее загрубелые и красные, как у сорокалетней женщины. Добавьте кудельки мышиного цвета и кривые зубы, и вы поймете, что, когда она отпрашивалась на молитвенное собрание, я и не думала ни о каких «последователях». И все же мне пришло в голову уточнить, что это за молитвенные собрания, где они проходят и кто их ведет.

Бесси сообщила, что посещает молитвенные собрания при местном отделении общества трезвости, а проповеди там читает преподобный мистер Фосетт. Я решила посоветоваться с Беном.

— Я видел немало случаев, когда пьянство доводит людей до преступлений, — сказал Бен. — Если Бесси хочет «покончить со спиртным», я не против.

Я бы тоже не была против, если бы новообращенная Бесси не пожелала проповедовать и среди нас. По ее мнению, нам с Беном тоже следовало изгнать «зеленого змия». Не могу сказать, что мы с Беном — горькие пьяницы. Иногда Бен выпивает за ужином бутылку портера. Поселившись в Лондоне, он пристрастился к этому крепкому темному пиву, очень популярному среди носильщиков на лондонских мясных и рыбных рынках. Портер на столе выглядит не слишком возвышенно, поэтому в тех редких случаях, когда у нас бывали гости, я заменяла портер бутылкой недорогого рейнвейна. Как видите, мы не держим дома больших запасов спиртного. Но пить пиво или рейнвейн нам всякий раз приходилось под мрачным взглядом Бесси, которая взирала на нас скорбно, как греческий хор. Рук она, правда, не заламывала, зато многозначительно качала головой и бросала на нас укоризненные взгляды.

— Не обращай внимания, — советовал Бен, которого ужимки Бесси даже забавляли. — Скоро ей надоест.

Поняв, что ее не ругают, и успокоившись, Бесси перешла к открытой критике.

Как-то, выйдя на кухню, я увидела, что она смотрит на стоящие в раковине винные бокалы и скорбно качает головой.

— Не могу, миссис, — сказала она, увидев меня.

Я запрещала ей звать себя миссис и предлагала другие варианты, но Бесси сама решила, как ко мне обращаться. Бена она всегда именовала инспектором и обращалась к нему соответственно.

— Почему, Бесси, ты не можешь вымыть эти бокалы? — спросила я.

— Я могу мыть кастрюли и блюда, — ответила Бесси, — но не сосуды, в которых были спиртные напитки. Если я их вымою, я тем самым буду поощрять вас и инспектора Росса к плохому делу.

Мне хотелось закричать: «Ерунда! Ну-ка, сейчас же вымой посуду!» Но мне — редкий случай! — удалось не брякнуть первое, что пришло в голову. У меня возник план получше.

— Все понятно, Бесси. Что ж, наверное, в самом деле будет лучше, если бокалы ты аккуратно уберешь. Я сама их помою. Их подарила нам на свадьбу тетя Парри; мне бы не хотелось, чтобы они разбились.

Бесси смотрела на меня разинув рот. В кои-то веки она не нашла что ответить. Я убрала бокалы, оскорбляющие ее нравственность. Бесси стала со звоном и грохотом мыть посуду, но не произносила ни слова. Правда, потом она какое-то время спрашивала:

— Миссис, вы уверены, что я могу вымыть эту тарелку? Я ведь могу ее разбить!

Спрашивая, она смотрела на меня с невинным видом, но тот раунд я выиграла, и она это понимала.

В тот день, когда сгустился туман, к ужину у нас были свиные отбивные, и я, спустившись в кухню, вдруг обнаружила, что у нас нет яблок для соуса, который я собиралась приготовить к отбивным.

— Бесси, в вазе было два яблока. Куда они подевались?

— Утром инспектор, уходя на работу, положил их в карман.

— Но ведь это были кислые яблоки, для запекания!

— Я ему говорила, — безмятежно ответила Бесси. — А он все равно взял. Представляю, как у него от них разболится брюхо. Если хотите, я сбегаю к зеленщику и куплю еще яблок.

— Бесси, надо говорить «живот», а не «брюхо», — машинально поправила я и задумалась. Туман, который начал подниматься еще днем, стал по-настоящему густым, как гороховый суп.

— Это недалеко, — уговаривала Бесси. — Дорогу я знаю. И все время буду идти, держась за стену.

Вопреки здравому смыслу я согласилась. В обычную погоду дорога к зеленщику и обратно занимает пятнадцать минут, не больше. Лавка за углом. Даже если добавить время на туман, Бесси должна была вернуться через полчаса. Через три четверти часа, поняв, что Бесси еще не вернулась, я набросила на плечи шаль и вышла ее искать. Вместо Бесси я нашла Бена.