Принимая назначенных в жертву годовалых агнцев, он брал их, умерщвлял опытной рукой и расчленял на жертвеннике ритуальным топором на определённое количество частей, бросал одну часть в Священный Огонь и ревностно следил за движением дыма и пламени, чтобы увидеть, угодна ли эта жертва богам.

Жертвенник был сложен из диких камней, но в основе его находился особый камень — небесный посланец, который когда-то нашли в степи, ещё полыхал огненным жаром. Это был камень, как пояснили кудесники, из горнила Перуновой кузницы, где Громовержец ковал свои небесные мечи-кладенцы. На специально сделанной телеге, запряжённой шестью лошадьми, его привезли в Киев и положили на холме, откуда и пошло Мольбище.

Нынче на праздник Яра со всех сторон в стольный Киев-град стекались жители окраинных весей, огнищане и рыбаки, лесорубы, бортники, охотники и пастухи. Средь весёлой вереницы празднично одетого люда со стороны Берестянской пущи шли двое — муж и отрок. Муж был небольшого роста, с округлым добрым лицом в обрамлении белых волос и бороды. Простая домотканая рубаха с особенной вышивкой, порты, заправленные в кожаные постолы, затянутые сыромятными ремнями, резной посох, глаза, как-то по-особому глядящие куда-то в нескончаемую даль, да древний медный знак солнца и звёзд на груди говорили о его волховском звании. Подле него шёл одетый почти так же отрок лет двунадесяти, с тонким станом и длинными — до плеч — русыми волосами. Серебряный звон била доносился сюда едва слышно.

— Отче Хорсослав, далече ещё идти? — встревоженно спросил отрок.

— Да уж не поспеваем, Степко. В языке звёздном да солнечном разбираемся, а вот половодье в лесных речушках не в полной мере учли, обходить — о-го-го! — сколько пришлось, вот и припозднились к началу праздника. Давай-ка ходу прибавим, наши свитки Великому Могуну непременно нынче отдать нужно, пока все кудесники в Киеве.

Они зашагали быстрее, обгоняя празднично одетый люд и отвечая на приветствия и поклоны.

Достигнув Перуновой горы, Молотило отвязал от ноги поросёнка вервь, сгрёб своими железными руками вдруг затихшее животное и один понёс на Капище, где стояла уже очередь из десятка киевлян с овнами и ягнятами, украшенными цветами и лентами.

— Мамо, а зачем тато поросёнка забрал? — вдруг забеспокоилась маленькая дочь кузнеца.

— Потому, доченька, что сегодня праздник, и все едят праздничную еду — и люди, и боги. Вот из нашего поросёнка и из тех овнов, телят да козочек будет праздничная еда. — Она ещё что-то хотела добавить, но увидела, что из глаз девочки брызнули слёзы.

— Я не хочу! Не надо его убивать, поросёнок хороший! Я его люблю! — крикнула Овсена, порываясь бежать вслед за отцом.

Молотилиха, удержав её, привлекла к себе и, гладя по голове, стала говорить:

— Ну что ты, глупенькая! Ведь животных для того и выращивают, чтобы у людей были мясо и шкуры. А здесь есть люди, которым нечего кушать. У многих разрушены дома, погибли родные. И каждый отдаёт то, что имеет, чтобы все могли в этот день быть сытыми и радостными. И дают жертву богам нашим, которые помогают, чтобы овнов, свиней и зерна всякого уродило в этом году в достатке и люди были богаты и счастливы. Не можем же мы предложить богам что-то захудалое и ненужное. Мы отдаём самого лучшего, чтобы у нас потом было много таких поросят…

Всхлипывающая Овсена чуть притихла. Потом подняла на мать глаза и, размазывая кулачками слёзы, спросила:

— Правда у нас будет много таких поросят?

— Правда, доченька.

— Точно-точно таких?

— Точно-точно, вот увидишь, — улыбнулась Молотилиха. В это время подоспевшие Хорсослав и Степко остановились у подножия Перуновой горы, чтобы перевести дух.

Степко, увидев плачущую девочку, подошёл к ней. А Хорсослав направился к жрецам у Капища.

— Что за чудо-птица у тебя, я такой не видывал! — сказал Степко, указывая на свистульку, висевшую у Овсены на шее.

Девочка перестала всхлипывать и посмотрела на незнакомого отрока. Увидев, что он приветливый и незлобивый, ответила:

— Эта птичка поёт.

— Правда? А покажи!

Овсена взяла птичку и дунула, но свиста не вышло.

— А можно я попробую? — предложил Степко. С позволения девочки он взял свистульку и дунул в неё. Раздалось щебетание, похожее на соловьиное.

— Тато внутрь горошинку положил, — похвасталась девочка.

— А кто твой тато?

— Кузнец. Он всё умеет делать. Маме вот ключики сделал, ложечку и тоже птичку. — Овсена стала перебирать висевшие на поясе Молотилихи обереги.

Молотилиха между тем развязала узел, достала крашенное луковой шелухой коричневое яйцо и протянула дочери.

— Овсенушка, угости отрока, поздравь со святом!

— Со святом! — сказала Овсена, протягивая яйцо.

— Дякую красно! — поклонился отрок. — И вас с Великим Яром! Будьте здравы и счастливы!

Принеся жертву богам, Великий Могун передавал остальное служителям, которые несли мясо в огромные котлы, что стояли за пределами Капища. Там мясо варилось и жарилось на многочисленных кострах и раздавалось частью тому, кто приносил жертву, чтобы он мог оделить священной снедью домашних на праздничной трапезе. Остальное шло убогим, сиротам и немощным людям. Младшие служители при кудесниках — юноши, которые обучались волховству, — складывали пожертвования в плетёные корзины и разносили нуждающимся.

Девушки в белых одеждах с пением возлагали к подножиям богов первые весенние цветы и зелёные ветки-клечевы.

— Приняли боги киевские ваши жертвы! — провозгласил Великий Могун. — Идите, люди, веселитесь, радуйтесь новому приходу Яро-бога! Начните нынешнюю трапезу с яйца красного, что есть знак рождения мира и новой жизни, со священной сурьи, которую отцы наши почитали, с печёного агнца, дабы в стадах ваших прибавилось всякого скота, и с житного хлеба, чтобы поля уродили щедрым житом, ячменём, просом и прочими злаками!

Люди поздравляли друг друга, целуясь и обмениваясь красными яйцами.

Затем отправились веселиться, есть-пить, гулять на площадях, где играли на гуслях бояны-песенники, а девушки на зелёных лужках водили весёлые хороводы.

Весенний дух лазоревой дымкой витал над Киевом и Непрой-рекой. А Непра текла, тихо плескалась и звенела волной, будто хотела рассказать, как она любит свой град Киев, и обнимала его руками тонких струй, и лобзала волнами берега.

А Хорс сиял на Перунову гору, на гридни и торжища, на дома людей, пьяных весельем и вешней блажью, ибо настал великий день Яро-богов!

И вся Земля славянская радовалась и содрогалась до самых недр, как жена, ожидающая ласки мужа. Обнимал Яро-бог Землю, целовал её упругими ветрами и, как Сварожий Бык, оплодотворял серебряными дождями. Вздыхала Земля, разомлев от ласки, и пробуждала зёрна посеянных в неё злаков, готовясь родить тучные колосья, цветы и травы, плоды и овощи. Запели птицы в лесах, зажужжали пчёлы. И всякий зверь — от медведя до тли насекомой — радовался и принимался за работу.