Если подумать, само понятие «бегство капитала» возлагает бремя ответственности на страны, откуда уходят деньги. Это еще один способ обвинения жертвы. Однако на каждый отток капитала из Африки должен приходиться соответствующий приток его в другое место. Кто изучает притоки капиталов? Система офшоров – не просто экзотическая интермедия в историях, о которых я писал статьи. Сами офшоры являют собой повесть, чей сюжет связывает Либревиль и Париж, Луанду и Москву, Кипр и Лондон, Уолл-стрит, Мехико-Сити и Каймановы острова, Вашингтон и Эр-Рияд. Офшоры объединяют организованную преступность и финансовую элиту, дипломатические и разведывательные учреждения и международные корпорации. Офшоры провоцируют конфликты, формируют наше мировоззрение, порождают финансовую нестабильность и приносят ошеломляюще большие деньги сильным мира сего – людям, имеющим вес и влияние. Офшоры – способ работы властных структур в наши дни. Именно об этом я собираюсь рассказать читателям.

После ряда сделанных в 2008-2009-е годы мировыми лидерами шокирующих разоблачений налоговых гаваней и появления публикаций на эту тему в мировых средствах информации создается впечатление, будто система офшоров демонтирована или по меньшей мере обуздана. Как мы увидим, на самом деле произошло нечто противоположное. Система офшоров вопреки всему не только живет и здравствует, но и стремительно разрастается.

Введение в офшоры

Мир офшоров всюду вокруг нас. Через налоговые гавани проходят по меньшей мере более половины мировой торговли1, более половины всех банковских активов и треть прямых инвестиций, которые многонациональные корпорации делают за рубежом2. Примерно 85 % международного банкинга и эмиссии облигаций происходит на так называемом еврорынке, не имеющей государственной принадлежности офшорной зоне, которую мы вскоре собираемся рассмотреть3. По оценкам, выполненным в 2010 году Международным валютным фондом [далее везде – МВФ], только балансы мелких островных финансовых центров составили в общей сложности 18 триллионов долларов, а эта сумма равна примерно трети мирового ВВП. Причем, как было сказано, эта оценка, возможно, занижена4. Государственное управление общего учета США сообщило в 2008 году, что 83 из 100 крупнейших американских корпораций имеют дочерние предприятия или филиалы в налоговых гаванях. На следующий год эксперты агентства Tax Justice Network, принявшие более широкое определение понятия «офшор», провели исследование и обнаружило, что 99 из 100 крупнейших компаний Европы использовали офшорные дочерние предприятия. В каждой стране таким крупнейшим учреждением непременно был какой-нибудь банк.

Общего согласия в толковании понятия «офшор» так и не достигнуто. По правде говоря, сама дефиниция ошибочная, поскольку офшоры не только предлагают уход от налогообложения, но и обеспечивают сохранение конфиденциальности, возможность уклонения от финансового регулирования, законов и правил, действующих в юрисдикциях других стран, в которых проживает большинство населения мира. В своей книге я предложу довольно размытую дефиницию: налоговая гавань – это «место, стремящееся привлекать бизнес, предлагая физическим и юридическим лицам политически стабильные возможности обходить правила, законы и нормы, действующие в других юрисдикциях»5. Суть в том, что, помогая уклоняться от налогов, ответственного финансового регулирования, уголовных законов, правил наследования и многих других обязанностей, которыми так или иначе опутана социальная жизнь человека, офшоры предоставляют возможность получать от общества исключительно одни выгоды. В этом смысл офшорного бизнеса. Именно этим офшоры и занимаются.

Данное мной определение, конечно, несколько размыто, но я остановился на нем по двум главным причинам. Во-первых, мне хотелось бросить вызов распространенному представлению, что допустимо обогащаться в одном месте и ем самым подрывать законы других мест. Во-вторых, думаю, оно послужит своего рода линзой, через которую мы рассмотрим историю современного мира. Используя свою дефиницию, я смогу показать, что система офшоров вовсе не красочный выверт глобальной экономики, а скорее – нерв всей современной экономики.

Выявить налоговые гавани нам помогут некоторые особенности таких зон. Прежде всего, как выяснили мои коллеги в ходе кропотливых исследований, все эти зоны предлагают секретность, дающую себя знать в разной форме и различной степени и так или иначе проявляющуюся в отказе от сотрудничества с другими юрисдикциями в деле обмена информацией. В США в конце 1990-х годов возникло понятие «секретная юрисдикция», в своей книге я буду пользоваться этим термином как синонимом понятия «налоговая гавань», иногда заменяя одно другим в зависимости от аспекта, который хочу подчеркнуть.

Другим общим показателем, разумеется, являются очень низкие или нулевые налоги. Офшорные зоны привлекают деньги, позволяя людям, законно или незаконно, уклоняться от налогов.

Кроме того, как правило, чтобы защититься от собственных офшорных уловок, секретные юрисдикции ограждают свою экономику от тех услуг, которые они предоставляют иностранцам. По существу, офшор – это зона уклонения, находящаяся в другом месте, и рассчитывать на офшорные услуги могут только нерезиденты. Собственно говоря, налоговая гавань, предлагая нулевую ставку налогообложения всем, проживающим вне пределов ее юрисдикции, в полной мере облагает налогами своих жителей. Подобное отделение резидентов от нерезидентов служит молчаливым признанием факта, что все, совершаемое в офшорах, может оказывать пагубное воздействие.

Другой способ обнаружить секретные юрисдикции – выяснить, не является ли индустрия финансовых услуг непропорционально большой по сравнению с масштабами экономики конкретной зоны. МВФ использовал этот метод, когда в 2007 году совершенно правильно указал на Великобританию как офшорную юрисдикцию 6.

Еще один, даже более яркий и красноречивый признак секретных юрисдикций – это периодические заявления представителей такой зоны: «Мы – не налоговая гавань»; они энергично и упорно трудятся над дискредитацией своих критиков, утверждая, что используются «устаревшие, взятые из СМИ стереотипы», не соответствующие «объективной реальности».

Существует самая важная и самая определяющая особенность секретных юрисдикций. Местная политика находится в полном подчинении у сектора финансовых услуг, иногда она оказывается на службе у криминала, а порой – обслуживает и преступные и финансовые интересы. Это говорит об одном: уничтожается всякое сопротивление, мешающее офшорной бизнес-модели. Вот почему я включаю понятие «политическая стабильность» в свое определение. Опасность вмешательства каких-либо норм демократической политики становится минимальной; можно сказать, офшоры вообще свободны от этого риска, ничто не нарушит и не прервет бизнес создания (или улова) денег. Такой политический захват порождает один из восхитительных парадоксов, которыми щеголяют офшоры: зоны запредельной свободы часто оборачиваются местами, где процветают репрессивные меры и нетерпимость к критике.