Сестра Гвен придерживалась главного принципа: пациент должен быть доволен и счастлив, но необязательно жив. Речь ее состояла исключительно из богохульства, именно тогда я впервые осознала, насколько агрессивно может звучать брань.

Сестра Эйлин была милой, с какой стороны ни посмотри, и двигалась очень грациозно. Закуривая, она изящно склоняла голову набок и выпускала клубы дыма, беспрерывно затягиваясь. И еще она терпеть не могла перья.

И наконец, сестра Ди-Анна, казавшаяся абсолютно нормальной. Приятный голос, медового оттенка волосы, и она пела «Приведите меня домой, проселочные дороги»[5], когда занималась делами. Звали ее Диана, но она произносила это как Ди-Анна. Если бы я написала просто Диана, вы бы мысленно произнесли неправильно. Так что вот это Ди-Анна довольно важно. Почему-то. Она была такой нормальной, что я заподозрила, что она наверняка что-то скрывает, – может, в прошлом совершила преступление или пережила любовную драму.

С течением времени я разобралась и с остальными, но в первый день – только вышеперечисленные персонажи.

После перерыва на кофе Матрона, Миранда и я в сопровождении Жены Хозяина осмотрели весь дом. Я уже слышала от Миранды, что это было довольно большое поместье, пока семье хозяина не пришлось заняться бизнесом из-за финансовых сложностей. Хозяин рассчитывал устроить здесь гостиницу для собак, но жена настояла на пансионе для престарелых аристократов. По словам Матроны, они затеяли поединок на руках в пабе «Пиглет Инн», она победила 2:1 в серии из трех поединков и прямо на месте придумала название «Райский уголок» – потому что ее любимый поэт Джон Мильтон, – и они провозгласили тост «За райский уголок!» и смеялись, как смеются снобы во времена величайшей неопределенности, и владелец потирал ладошки, предвкушая, как в будущем сестры станут бегать к нему за водкой, апельсинами и орешками. Так оно и вышло.

Во время тура по дому ни о чем таком нам не рассказывали, но Жена Хозяина поведала, что «Райский уголок» действительно прежде назывался Олд-Грей-холл и пришлось произвести некоторые изменения, несколько оживить его, дабы сделать место более привлекательным для пожилых людей. Выяснилось вскоре, что изменение названия – довольно непростая процедура, но они все же довели дело до конца, выпустили рекламные брошюры и фирменные бланки.

В соответствии со своим прежним именем «Райский уголок» был большим и старым серым оштукатуренным зданием в форме буквы L. Парадный вход расположен сбоку, и, вероятно, так было всегда, поскольку толстая каменная стена шла вдоль всего фасада, без малейшего намека на ворота, и вдоль нее сплошь росли старые деревья и дикий виноград. Самой привлекательной частью здания была крыша – живописная, высокая, со множеством маленьких мансардных окошек – комнаты сестер.

Дом был громадным, но некрасивым. Не то что проходишь мимо и говоришь себе: «О, как бы я хотел жить в таком доме», как, к примеру, про высокий кирпичный фермерский дом неподалеку или современную постройку с узкими окнами по другую сторону дороги, где жил немецкий кинорежиссер со своей матерью (и чей отец был здешним пациентом). Но внутри «Райского уголка» было очень мило и даже занятно. Парадные лестницы, черные лестницы, потайные лестницы, двери, скрытые за панелями, которые устроил владелец, чтобы ходить по своим делам, не натыкаясь на больных стариков, каждому из которых может внезапно понадобиться помощь. И еще там были всякие постройки во дворе, включая конюшни и беседку. Рядом с новой прачечной устроили кладовку, где поначалу предполагалось разместить парикмахерский салон или кабинет для педикюра, но не сложилось, а дальше – бывшая гардеробная для обуви, где сейчас морг, и там есть скамья, подсвечник, крест и Библия и почему-то медный колокол. Я представила, что звоню в него как ненормальная, если вдруг окажусь там, а мертвец восстанет из гроба. А рядом располагался чулан.

Жена Хозяина объясняла попутно назначение помещений, а Матрона постоянно норовила вставить словечко, якобы уточняя, но звучало это по-идиотски. Жена Хозяина продемонстрировала главную ванную комнату. Я оценила очаровательную викторианскую ванну на изящных собачьих лапах.

– Да, очень милая, – сказала Жена Хозяина, – но не годится для купания больных.

Я смотрела на плетущихся впереди Матрону и Миранду и думала, что они составляют уморительную пару: Матрона, как описана выше, и Миранда, балансирующая на высоких каблуках и непрерывно поддергивающая сползающие брючки. После краткой, но серьезной беседы о стирке, где особенно подчеркивалась важность добавления полного колпачка «Деттола» в воду и, еще более существенно, порошка соды для компенсации пагубного воздействия жесткой воды на нагревательный элемент, мы разделились на пары.

Жена Хозяина проводила меня в холл, и здесь мы задержались, чтобы пройтись по дневному расписанию.

– Итак, наш день начинается примерно в шесть тридцать, когда ночная сестра начинает раздавать завтрак… – произнесла она.

Пришлось заинтересованно глазеть по сторонам, чтобы не смотреть ей в лицо (я все еще чувствую себя неловко в беседах один на один). В любом обычном холле мое поведение показалось бы грубым, но, к счастью, именно этот по-настоящему завораживал своими резными карнизами, декоративными панелями и расцветкой стен. Резные балясины, отливающее лаком красное дерево, а на полу узор из плитки десяти различных оттенков. И мебель – изящные столики с инкрустацией на резных ножках уставлены всяческими вазочками, шкатулками, антикварными фарфоровыми собачками и проч.

– …и таков ежедневный распорядок, – завершила Жена Хозяина. – А теперь давайте познакомимся с пациентами.

Этот момент внушал ужас. Я воображала пациентов прикованными к постелям, в полутемных палатах, рядом сидит священник, бубнящий что-то из Библии, а медсестра кормит больного из пипетки разведенным медом – как птенцов. Но через открытые двери гостиной я увидела, что большинство из них ровно сидят в креслах. Прежде чем мы вошли, Жена Хозяина дала несколько указаний относительно знакомства. Одно из них касалось собственно коммуникации – интонация и словарный запас.

– Я, безусловно, не думаю, что следует вести себя свысока. Просто постарайтесь говорить помедленнее, отчетливо и избегать жаргонных выражений.

– Понимаю, – сказала я. И действительно поняла, что она подразумевала. Она имела в виду Миранду, которая сыпала жаргонными словечками вроде «точняк», «неа», «хрен» и прочими, которые едва ли приятны для слуха пожилых людей. Бог весть, уж как они ладили с дипломированной бранящейся сестрой.

Гостиная – это, по сути, две большие приемные, соединенные в одно помещение двустворчатой дверью, которая легко распахивалась. Мы вошли в ту комнату, что поменьше, и Жена Хозяина представила меня пациентам-мужчинам, одному за другим. Их было пятеро. Один из них, мистер Гринберг, сказал:

– Ух ты, черт меня побери! Новая крошка. – А потом забормотал что-то насчет сыра, от которого расстраивается желудок.

Они были ужасно старые – лет по сто, думаю, – и я чувствовала себя как