– Я уже говорил вам, мадам, что глубоко сочувствую вам.

– Да, вы очень добры. Вероятно, если бы я была постарше и имела больше опыта, мне было бы легче. Но супруг все делал для меня… ограждал от всех напастей и забот.

– А теперь вы одиноки… Весьма печально.

– Я стараюсь не терять мужества… Как и он, когда всходил на эшафот к гильотине и голос его буквально звенел в тишине: «Господи, возьми мою душу, а дьявол пусть заберет ваши!»

Эти воспоминания были настолько невыносимы, что графиня закрыла лицо руками.

– Немного коньяку, мадам? – осведомился Шелдон и взялся за графин.

Графиня отрицательно покачала головой.

– Я уверен, что вы держались храбро до сих пор. И будет глупо, если вы сдадитесь под конец. Как бы трагично ни было прошлое, оно уже позади. Мужайтесь!

– Да, в будущем мне понадобятся мужество и твердость духа, – согласилась графиня. – Она отняла руки от лица и продолжила: – Вот англичане… они всегда были стойкими… в любых испытаниях. Это у них в крови.

– Мне кажется, вы, мадам, чересчур высокого мнения о моих соотечественниках.

– Вас это удивляет?

Графиня явно принялась заигрывать с ним. Томный взгляд темных глаз выдавал ее намерения.

Она взяла из его руки бокал с коньяком и приподняла, произнося тост:

– Счастье, что я встретила истинного джентльмена в трудную минуту своей жизни.

Шелдон из вежливости склонил голову, но не стал чокаться с ней.

Вместо этого он откинулся на спинку кресла и, приняв удобную, несколько расслабленную позу, занялся тщательным исследованием внешности сидящей перед ним дамы.

Она действительно была необыкновенно хороша собой. При ближайшем рассмотрении кожа ее поражала матовой белизной, черты лица были аристократичны и тонки, а жемчужные зубки, которые слегка виднелись, когда алые губы приоткрывались для произнесения очередной фразы, могли вызвать восторг у ценителя и горечь у дантиста, потерявшего источник дохода.

Догадавшись, что она подвергается изучению, словно инфузория под микроскопом, графиня слегка покраснела.

– Мне кажется, что вы… как это звучит по-английски… раздеваете меня взглядом…

– Ваш английский просто поражает! – воскликнул Шелдон Харкорт. – Можно подумать, что вы родились в семье британского пэра, и причем не дальше от Лондона, чем графство Кент. Кто вас учил английскому?

– Моя мать была англичанкой.

– Но вы выглядите истинной француженкой.

– Мой отец не позволил мне посещать страну, о которой мать столько рассказывала и вспоминала с большой теплотой.

– У вас есть таким образом, родственники в Англии? – спросил Шелдон.

Графиня опять горестно всплеснула своими прелестными руками, словно ангел крыльями.

– Не знаю… может быть.

Опустив глаза и спрятав их под пушистыми ресницами, она исповедалась с очаровательной застенчивостью:

– Отец увез мою мать… похитил против воли ее родителей. Для него это был, как это говорится, ужасный мезальянс. Семья матери – они были буржуа… как теперь провозглашают – третье сословие, а предки отца участвовали в крестовых походах.

– О, как смешалось все в королевстве датском! – откликнулся Шелдон искаженной цитатой из шекспировского «Гамлета».

– Теперь вы понимаете, монсеньор, почему я так стремлюсь в Англию?

– Не только понимаю, но и радуюсь, что судьба свела нас, – любезно ответил он. Шелдон не мог оторваться от разглядывания этого прелестного личика.

– А я рада, что оказалась здесь… в комнате, отделенной прочными стенами от всего мира, где творится нечто ужасное. Вы меня понимаете? – настаивала графиня.

– О, я вполне вас понимаю… но и не могу быть эгоистом… Как это ни крамольно звучит, но я доволен тем, что на море шторм, а в Париже революционеры творят расправы. И то, и другое свело нас вместе.

– Теперь вы льстите мне, монсеньор.

– Нет, я говорю совершенно искренне. Она встала, сделала шаг к камину, протянула руки к огню. Отсветы пламени отразились в ее глазах, огненные блики оживили ее бледное лицо.

Шелдон Харкорт тоже поднялся со своего места, встал рядом с ней… ближе, чем позволяли приличия в общении с малознакомой ему вдовой недавно казненного французского аристократа.

– Я должна отправиться к себе… У меня был трудный день, – прошептала графиня. – Я так устала от ожидания.

– Надеюсь, ветер стихнет к утру, и завтра мы благополучно пересечем Пролив.

– О, Пролив! Преграда, разделяющая жизнь и смерть! – высокопарно воскликнула графиня.

– Жизнь продолжается везде – и на этом берегу тоже… – Слова рождались в мозгу Шелдона Харкорта сами собой. – Я не хотел бы расставаться с вами, мадам.

«Это здесь, а там?..» – послышалось ему, но на самом деле она ничего не произнесла, а лишь, взглянув на него, вновь опустила длинные ресницы. Шелдон обнял ее и крепко прижал к себе. Она и не думала сопротивляться, и он ощутил дрожь желания, пробежавшую по всему его телу. Все шло, как обычно.

Головка графини склонилась немного к плечику, он отыскал ее губы и стал терзать их поцелуями. Пошли в ход все знакомые любовные приемы, хорошо известные опытному мужчине. Он был настойчив, а она податлива.

Шелдон настолько впился ртом в ее нежные губы, что ей стало трудно дышать.

Затем, когда она все-таки затрепетала в его объятиях и полностью сдалась, Шелдон разжал объятия.

– Теперь выкладывайте все как на исповеди! – властно распорядился он.

– Всю правду?..

Темная глубина ее глаз завлекала его словно омут.

– Правду и только правду, – потребовал Шелдон. – Должна же ты расплатиться за хороший обед.

– О чем вы говорите?..

– О том, что ты сама прекрасно знаешь. Ты никакая не графиня де ла Тур, а самозванка.

– Как вы это узнали?

– Я достаточно долго прожил во Франции и встречал графиню де ла Тур на приемах. Она средних лет и невзрачная, как любая из ее горничных.

– Как жаль!

– Кого?

– Графиню, которую вы встречали монсеньор, – вздохнула мнимая графиня де ла Тур, опускаясь в кресло у камина.

– Может быть, но я жду от тебя объяснений.

– Каких?

– Кто ты такая на самом деле? Почему ты носишь на пальце это обручальное кольцо? Ты же не замужем? И тебя ни один мужчина, как мне кажется, не целовал до меня.

Незнакомка вдруг ощетинилась, как одичавшая кошка.