– Так, значит, Старк, – сказал Рене, – ты утверждаешь, что получил некое бессмысленное сообщение от Луиса Фона, а затем безуспешно пытался связаться с ним? Но ты ведь прекрасно знаешь, как и я, что Камерун находится довольно далеко и связь, как правило, там не очень хорошая; так, может, проблема всего лишь в этом?

К сожалению, Старка это не убедило, и в одну секунду в действительность Рене ворвался сигнал о потенциально предстоящем хаосе.

Уполномоченный Старк поджал и без того почти невидимые губы, превратившиеся теперь в тонкую нить.

– Ха, каким же образом можно знать наверняка? – Он задумчиво поглядел в пол, так что его рыжая челка полностью закрыла глаза. – Единственное, что мне известно, так это то, что я получил сообщение вчера, одновременно с твоим возвращением из Камеруна. И с тех пор никто не видел Луиса Фона. Никто.

– Гм… Все-таки ты считаешь, что он не может все еще находиться где-нибудь в дебрях Джа, где уровень мобильной связи стремится к нулю? – Рене вырос над поверхностью стола. – Дай-ка я взгляну на эту эсэмэску.

Он пытался успокоить дрожь в руках, когда Старк протянул ему листик.

Сообщение гласило:

«Cfqqugthondae(s+1)la(i+1)ddddddvdlogdmdntdja»

Рене тыльной стороной ладони вытер влагу, предательски выступившую на лбу. Слава богу, то, что там было написано, оказалось полной неразберихой.

– Ну, выглядит действительно странно, Старк, тут ты прав. Но стоит ли нам придавать этому какое-то особое значение? Мобильник, наверное, лежал у Луиса Фона в кармане, и кнопки нажимались сами по себе, – прокомментировал он, положив записку на стол. – Я попрошу кого-нибудь посмотреть на эту галиматью, но могу сказать, что мы с Мбомо Цием связывались с Луисом Фоном в Сомоломо в тот же день, когда поехали в Яунде, и все было как обычно. Он, кажется, собирал вещи для очередной экспедиции. С немцами, что ли…

Вильям Старк бросил на него взгляд своих темных глаз и покачал головой.

– Ты говоришь, я не должен придавать этому особого значения; но взгляни на записку еще раз. Думаешь, это случайность, что сообщение заканчивается словом «Dja»? Неужели ты действительно считаешь, что это могло напечататься случайным нажатием клавиш в кармане? Мне так не кажется. Нет, я думаю, что Луис Фон хотел мне что-то сказать и что с ним могло случиться нечто серьезное.

Рене сжал губы. На любой министерской должности жизненно необходимо умение не отклонять сразу даже самую безумную гипотезу, и он уже усвоил этот опыт, поэтому не стал спорить.

– Ну да, действительно, странно это все… – Он потянулся за своим «Сони Эрикссоном», лежавшим сзади на подоконнике. – Говоришь, там есть слово «Dja»? – Бросив взгляд на телефонную клавиатуру, кивнул. – Ну, вполне могло напечататься случайно. Смотри сам! D, J и A – все они являются первыми буквами на своих кнопках. Нажми последовательно по одному разу на цифры «три», «пять» и «два» – вот и получится «dja»; и они запросто могли нажаться в кармане совершенно случайно, хоть и сложно в это поверить. Ну да, конечно, это странно… Я думаю, нам просто стоит подождать пару дней – может, Луис за это время объявится. А я за это время свяжусь с Мбомо.

Рене внимательно проследил за тем, как Вильям Старк вышел из кабинета, пока дверь за ним не захлопнулась, и вновь вытер лоб. Так, значит, на обратной дороге в столицу Мбомо сидел в «Лендровере» и ковырялся в телефоне Луиса Фона…

Ну и идиот, будь он проклят!

Сжав кулаки, Рене покачал головой. С одной стороны, получалось, что Мбомо совершенно инфантилен, раз ему пришло в голову украсть телефон у трупа Луиса Фона; с другой, он не признался в этом, когда Рене поинтересовался у него, что это за аппарат, с которым он тогда возился. И какого черта этот придурок Мбомо не удосужился проверить, нет ли там неотправленных эсэмэсок? Если он стащил его с трупа, какого лешего он автоматически не извлек батарейку или не сбросил настройки? Где еще найдется дебил, который станет тырить у человека, которого только что собственноручно пришил?

Рене снова покачал головой. Мбомо дурак, но сейчас проблема заключалась не в нем, а в Вильяме Старке, и, честно говоря, так было с самого начала. Разве он не сформулировал изначально эту проблему для себя самого и для Тайса Снапа?

Дьявол! Никто не обладал такой остротой глаза, как Вильям Старк, при изучении соглашений и бюджетных смет департамента, и никто, кроме него, не занимался так ревностно оценкой проектов министерства. Так что если кто и был способен уличить их в присвоении себе средств из фондов иностранной помощи, то это был Вильям Старк.

Глубоко вздохнув, Рене принялся размышлять над шагом, который следовало предпринять. Вариантов было не так уж много.

«Если когда-нибудь возникнут какие-либо проблемы в связи с этим делом, – сказал тогда Тайс Снап, – звони нам, причем как можно быстрее». Именно так он и собирался теперь поступить.

Осень 2008 года

Вообще говоря, у уполномоченного Вильяма Старка было не так много людей, к которым он мог обратиться за соответствующим советом.

В серой чиновничьей вселенной Старк являлся всего лишь руководителем крохотного острова, и мало кто желал до этого острова добираться. Если не было возможности пойти к начальнику бюро, оставался практически единственный вариант – идти к главе департамента, но кто же станет беспокоить такую фигуру подозрениями подобного рода, тем более настолько серьезными, не имея на руках абсолютно внятных доказательств? По крайней мере, точно не он.

Ибо если ты являешься вышестоящим начальником в чиновничьем море, да к тому же еще и вполне дружелюбно настроенным, то назовешь осведомителем подчиненного, который по собственной инициативе забил тревогу в связи с подозрением о злоупотреблении положением или о нарушениях со стороны персонала. Это звучит положительно, сопровождается похвалой и уподобляется предупреждающему сигналу перед засадой. Но если ты прижимаешь сотрудника к стенке, тебя станут воспринимать как стукача и, скорее всего, осудят; тому были уродливые примеры в недавнем прошлом современной Дании. Та же не столь уж старая история о работнике разведки в Министерстве обороны, который получил тюремный срок за доказательство того, что премьер-министр скрыл важные сведения от своих подчиненных и тем самым ввязал страну в войну в Ираке, едва ли стимулировала желание быть откровенным.

Кроме того, Вильям не был на сто процентов уверен в своем случае. В конце концов, все это было не более чем ощущение, пусть даже оно тлело в нем уже на протяжении некоторого времени.

Сообщив начальнику Рене Эриксену об эсэмэске Луиса Фона, он позвонил в Камерун по крайней мере десяти разным людям, с которыми, по его сведениям, состоял в контакте преданный активист банту; все они выражали крайнее удивление в связи с тем фактом, что эта пламенная душа не давала о себе знать на протяжении нескольких дней.

И вот наконец этим утром Вильяму удалось дозвониться Фону домой в Сарки Мата и побеседовать с его женой, которой Луис ежедневно прилежно сообщал, где и как долго он будет находиться. Было очевидно, что его супруга волнуется. Она то и дело принималась плакать и выразила уверенность в том, что с ее мужем расправились браконьеры; подробности она даже не желала представлять. Джунгли настолько огромны и бесконечно таинственны, сам Луис часто рассказывал ей об этом. Все решалось там, как сказала она. Да Вильям и сам это знал.