Я сужаю глаза, стараясь сфокусироваться на его лице. Это непросто. У него гладкий и загорелый торс и самые совершенные соски, какие я видела в жизни, такие маленькие и ровные, отличные мышцы… И он такой высокий, что на нем хочется скакать, как на жеребце. Я чувствую тепло его кожи. И в довершение ко всему он еще и голый, не считая нижнего белья, но его это, похоже, нисколько не смущает.

– Вы, ребята, невероятно громкие, – говорю я, вспомнив, что меня сюда привело. – Кажется, ты мне намного больше нравился в переполненном баре, чем здесь.

– Но ведь лицом к лицу намного лучше, правда? – От его голоса у меня мурашки по рукам. Я не отвечаю, он поворачивается, смотрит назад через плечо и снова оборачивается ко мне. – Я прошу прощения за шум. Это Финн виноват. Он канадец, уверен, ты поймешь, он просто дикарь. А Оливер – австралиец. И тоже ужасно нецивилизованный.

– Канадец, австралиец и француз устроили дебош в гостиничном номере? – спрашиваю я, с трудом сдерживая улыбку. И пытаюсь вспомнить, что можно и чего нельзя делать, когда попадаешь в зыбучие пески: потому что именно в них я и попала. Я тону, меня засасывает нечто огромное, чему я не могу противостоять.

– Как в анекдоте, – соглашается он, кивая. Его зеленые глаза искрятся, и он прав: лицом к лицу на самом деле бесконечно лучше, чем через стенку и даже чем через темный, полный народу зал. – Давай присоединяйся!

Ничто никогда не звучало так опасно и так соблазнительно одновременно. Его взгляд падает на мои губы, задерживается на них, а потом скользит ниже, изучая мое тело. Несмотря на то, что он только что предложил, он шагает в коридор и дверь захлопывается за ним. Теперь есть только он и я, и его обнаженная грудь, и… ох, сильные ноги и вероятность умопомрачительного спонтанного секса в коридоре.

Стоп. Что?!!

Я вдруг вспоминаю, что стою в коротеньких пижамных шортах и обтягивающем топе с нарисованными свинками. Внезапно свет в коридоре кажется мне слишком ярким, я чувствую, как пальцы инстинктивно тянут ткань вниз, пытаясь прикрыть шрам. С моим телом все в порядке – я же женщина, поэтому, естественно, всегда найдутся какие-нибудь мелочи, которые я бы хотела поправить. Но шрам – это другое. Дело не в том, как он выглядит, хотя, честно говоря, Харлоу до сих пор всякий раз сочувственно морщится, когда видит его. Дело в том, что он значит для меня: это потеря стипендии в Балетной школе Джоффри, смерть моей мечты.

Но то, как этот парень смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя голой, по-хорошему голой, и мои соски твердеют под хлопковой тканью пижамного топа.

Он замечает это и подходит ближе, так что я чувствую его тепло и запах мыла. В этот момент я уверена, что он смотрит явно не на мою ногу. Кажется, он даже не замечает мой шрам. Или, если даже он его видит, ему просто нравится, что мне хватает выдержки не скрывать его. Это травма, это боль. Но его озорные глаза говорят только «да» и «пожалуйста». А еще они говорят, что он хотел бы увидеть больше.

Скромная и стеснительная девочка внутри меня прикрывает руками грудь и пытается вернуться в безопасное пространство моего номера. Но его взгляд удерживает меня на месте.

– Я не был уверен, что увижу тебя снова. – Его голос становится хриплым, намекая на все те непристойности, которые он мог бы рычать, уткнувшись в мою шею (ах, как бы я этого хотела!). Мой пульс стучит как безумный барабан. Интересно, замечает ли он это. – Я искал тебя.

Он искал меня.

Странно, что мой голос не дрожит, когда я говорю:

– Мы ушли вскоре после того, как я тебя увидела.

Он облизывается и смотрит на мои губы.

– Почему бы тебе не войти… внутрь?

Так много невысказанных обещаний прячется в этих шести словах. Как будто незнакомец предлагает мне самую вкусную конфету на свете.

– Я иду спать. – Наконец мне удается его остановить, выставив вперед руку. – А вы, парни, давайте-ка потише, а то я пришлю к вам Харлоу. И если это не сработает, то разбужу Лолу, и тогда вы будете благодарить ее за то, что она вас не убила, а только покалечила и оставила истекать кровью.

Он смеется:

– Ты мне и правда нравишься.

– Спокойной ночи.

Я разворачиваюсь на ватных ногах, чтобы вернуться в свою комнату.

– Я Ансель.

Я игнорирую его и вставляю ключ в замок.

– Подожди! Я просто хочу узнать твое имя!

Я смотрю через плечо. Он все еще улыбается. Серьезно, у мальчишки в третьем классе была ямочка, но она меня не волновала. А этому парню нужно носить предупреждающую табличку.

– Заткнитесь, и я скажу тебе завтра.

Он делает шаг вперед, становится босыми ступнями на ковер, провожает меня взглядом и говорит:

– Значит, у нас свидание?

– Нет.

– И ты на самом деле не скажешь мне, как тебя зовут? Пожалуйста!

– Завтра.

– Тогда я буду просто звать тебя Сериз.

Я выкрикиваю:

– Согласна! – и скрываюсь в номере. Насколько я понимаю, он меня только что назвал психованной или недотрогой.

Однако то, как он промурлыкал эти два слога, заставляет меня подумать, что это что-то совершенно иное.

Когда я снова забираюсь в постель, я лезу в телефон. Сериз значит «вишня». Ну конечно. Я не знаю, что об этом думать, что-то мне подсказывает, что он не цвет моего лака для ногтей имел в виду.

Девочки спят, а я нет. Несмотря на то что шум прекратился и наш номер погрузился в тишину и покой, мне жарко, я раскраснелась. Ах, если бы у меня хватило смелости остаться в коридоре чуточку дольше…

ХАРЛОУ ЗАКАЗЫВАЕТ КАРТОШКУ ФРИ, а до этого опрокидывает шот в бокал с пивом и опустошает его.

Она вытирает рот рукой и оглядывается на меня. Должно быть я замолчала, потому что она спрашивает:

– Что? Я же шикарна, да?

Я пожимаю плечами, помешивая соломинкой лед в бокале.

После утреннего массажа и косметолога мы провели день в бассейне, попивая коктейли, так что сейчас мы уже немного навеселе. Кроме того, даже после пива с шотом Харлоу выглядит роскошно. Она могла бы прыгнуть в бассейн с пластиковыми шариками на игровой площадке «Макдоналдса», и вынырнула бы оттуда свежей.

– Зачем волноваться? – спрашиваю я. – У нас впереди вся жизнь, чтобы вести себя разумно, но только одни выходные в Вегасе.

Она слушает меня и задумывается, прежде чем твердо кивнуть и указать на бармена:

– Мне еще два шота и вот тот же ужас, что у нее.

Она показывает на Лолу, которая слизывает взбитые сливки с края отвратительного светящегося бокала.

Он хмурится, затем качает головой и говорит: