Дело в том, что религиозность не есть врожденное и неизбежное свойство человека. ДНК не занимается такими пустяками, как передача конфессиональной принадлежности. Вера – это всегда результат внушения, научения или подражания. Она всегда обусловлена условиями среды обитания и обстоятельствами. Точно так же обстоят дела и с «оскорблением чувств». Если верующего не выучить оскорбляться, то он никогда и не будет этого делать.

Давайте рассмотрим это утверждение на очень простом примере. Для максимальной наглядности нашего мысленного эксперимента возьмем фигуру главного христианина России, ревнителя православия Владимира Гундяева, известного под церковным псевдонимом «патриарх Кирилл». Предположим (бывает всякое), что маленького Володю в возрасте двух-трех лет украли бы цыгане. И, заметая следы, перепродали бы в другой, дальний табор. А оттуда – еще дальше. Госграницы для цыган – понятие условное. Посему перепродажи кудрявого малыша могли бы завершиться в Ассаме, Бихаре или другом штате прекрасной Индии. Разумеется, воспитанный джунглями, Володя был бы совершенно другим человеком. Он не знал бы своего настоящего имени. Его родным языком стал бы бенгальский. Ни о каких Христах, дикириях и кафизмах он не имел бы ни малейшего представления. Его богами стали бы слонолицый Ганеш, многорукая Кали и обезьянка Хануман. Его чувств никогда не оскорбила бы шалость «пуссей». А из щепок спиленного «Фемен» креста наш герой сложил бы костерчик и весело зажарил на нем жирную праздничную кобру.

История повторяется. Когда-то с пьедестала «центра вселенной» была свергнута Земля. Астрономия вынесла свой приговор, изменив статус планеты. Из точки «божественного средоточия», вокруг которого «все вращается и движется», Земля переместилась в разряд третьестепенного космического тела, не имеющего влияния ни на какие процессы Вселенной. Чуть позже не поздоровилось и Солнцу. Его астрономический статус был определен как «пожилая карликовая звезда».

А главная гордость планеты – органическая жизнь на поверхности – оказалась простым следствием удачно совпавших астрономических и химических обстоятельств. Более того, выяснилось, что «гордость» весьма эфемерна, а ее наличие зависит от огромного количества непредсказуемых и весьма капризных факторов.

Затем наука ниспровергла и человека. По крайней мере его физическое тело. Вскормленный легендами о том, что он, в отличие от прочих организмов, создан лично «сверхъестественной силой» по «ее образу и подобию», homo оказался весьма рядовым животным, недавно сошедшим с конвейера эволюции. Его родословие, как и у остальных организмов на Земле, началось не с Эдема и рук «творца», и даже не с набора нуклеиновых кислот, а с нескольких химических элементов, которым своеобразная среда планеты обеспечила возможность «химического промискуитета», т. е. возможность много и беспорядочно вступать меж собой в любые связи.

Чуть позже (как следствие этой оргии) сложились нуклеиновые кислоты и их интегративная сила, способная формировать новую, органическую форму жизни. Затем, теряя остатки всякого романтизма, присущего только процессам чистой химии, родословие человека продолжилось протобактериями, слепыми мякотными организмами, круглоротыми рыбами, звероящерами, первыми плацентарными и наконец добралось до секции узконосых отряда приматов, где в настоящее время и приостановилось.

С последнего фамильного портрета в длинной галерее предков на нас смотрит «человекородица». Это еще не лишенная покровной шерсти древняя самка homo, жадно поедающая свою собственную плаценту, как это вообще принято у большей части млекопитающих всеядных. Она только что разрешилась от бремени, и в ее глазках лукавое предчувствие славы Девы Марии и Коко Шанель. Действительно, пройдет всего пара миллионов лет, и она получит кружевные чулки и психику.

Мы здесь упомянули лишь два глобальных разоблачения, опустив тысячи мелких, чтобы вернуться к третьему, т. е. к «чуду» сознания, разума, мышления и интеллекта.

Нет сомнения, что рано или поздно и этот загадочный фактор ожидало развенчание, вслед за статусом Земли и происхождением человека. Оно, как и следовало ожидать, произошло по мере накопления знаний о головном мозге. Но тут-то и началась настоящая драма.

Выяснилось, что никакая научная, т. е. основанная на строгой фактологии, трактовка разума и мышления не в состоянии преодолеть барьер самолюбования homo, его уверенность в своей необыкновенности. Да, физиология высказалась, а эволюционистика, физика, химия и геология подтвердили ее печальный вывод.

С учетом «низкого биологического происхождения» человека ничего неожиданного в нем и не могло быть, но… homo выслушал вывод – и в ответ «включил» на полную мощность уверенность в том, что секрет его разума выше всякого знания. Теология, философия, психология, эзотерика, поэзия и литература провозгласили разум человека вечно таинственным Граалем, изготовленным надмирной силой специально для homo. Его-то и передают друг другу через века Данте и Майкл Джексон, Да Винчи и Блаватская.

Это сегодня человека мало беспокоят разоблачения астрономических и филогенетических мифов, но поначалу он устраивал весьма эмоциональные истерики как по одному, так и по другому поводу. Он жег и бросал в тюрьмы разоблачителей, вырывал у них отречения, травил, проклинал, подвергал остракизму, писал и издавал тысячи томов опровержений.

Следует понимать, что кардиналы, судившие Галилея, инквизиторы, сжигавшие Бруно, профессора, травившие Дарвина, сражались за право человека на исключительную роль в мироздании. Истребляя и вразумляя разрушителей священных легенд, апологеты духовности защищали уникальность homo и центральность его роли в мире и Вселенной.

Спустя некоторое время homo успокоился. Он утешил себя тем, что, несмотря на астрономическую ничтожность места его обитания и «обезьянье прошлое», с ним навсегда остается его «Священный Грааль», т. е. чудо его психики и «внутреннего мира». Наука рукой Дюбуа-Раймона подписала мирный договор с метафизикой, признав в мышлении таинство, механизм которого – ignoramus et ignorabimus (не знаем и не узнаем). Тем самым была проведена жирная черта, отделившая в самом главном вопросе человека от животного.

На некоторое время все затихло. Но в первой же четверти ХХ века добрый взгляд Ивана Петровича Павлова принес жуткую весть: механизм образования условных рефлексов у человека оказался точно таким же, как и у всех остальных животных. В этой простой формулировке заключался смысл, с которым смириться было уже невозможно. Это означало, что мозг у всех высших млекопитающих работает по одному и тому же принципу, а продукты этой работы не имеют принципиальных биологических отличий.

В «чашу Грааля» закапала слюна «собачек», существенно меняя химический состав эликсира, который тридцать веков опьянял человечество.

Напоследок Павлов вытер руки о грязный халат и деликатненько посоветовал человечеству отказаться от понятия «психика», заменив его на более точное определение – «сложнонервная деятельность организма». Чуть позже все, что еще могло после Павлова оставаться непонятным, разъяснили Пенфилд, Джаспер, Мэгун, Моруцци et all.