Замечу сперва, что, отвечая на этот вопрос, следует различать то, что́ положено, от того, как положено. Что касается первого, то в действительной вещи положено не больше, чем в только возможной, ибо все определения и предикаты действительной вещи можно найти и в простой возможности ее; что же касается второго, то посредством действительности положено, конечно, больше. Ибо если я спрошу, как все это полагается при простой возможности, то я узнаю, что это происходит лишь в отношении к самой вещи, другими словами, если есть треугольник, то есть и три стороны, замкнутое пространство, три угла и т. д., точнее, отношения этих определений к такой вещи, как треугольник, только положены. Но если треугольник существует, то все это, т. е. сама вещь со всеми этими определениями, положена абсолютно, т. е. положена больше. Дабы поэтому в столь тонком представлении выразить все, что может предотвратить путаницу, я скажу: в существующем полагается не больше, чем в чем-то только возможном (ибо в таком случае речь идет только о его предикатах), однако посредством существующего полагается больше, чем посредством только возможного, ибо существующее касается также и абсолютного полагания вещи. Более того, в простой возможности положены одни только отношения чего-то к чему-то по закону противоречия, а не сама вещь, и, таким образом, остается верным положение, что существование, собственно, вовсе не есть предикат какой-либо вещи. Хотя я отнюдь не намерен здесь заниматься опровержением чужих взглядов и хотя, по моему мнению, дело обстоит так, что если автор, чей образ мыслей свободен от предубеждений, познакомится путем чтения с мыслями других и по некотором размышлении усвоит их, то суждение о своих новых положениях, не совпадающих со взглядами других авторов, он может уже с известной уверенностью предоставить самому читателю, я все же хочу сказать несколько слов о мнении других.

Данное Вольфом определение существования как дополнения возможности, без сомнения, очень неопределенно. Если уже заранее не известно, что можно мыслить о возможности какой-то вещи, то такое определение ничего не дает. Баумгартен приводит имманентное определение, поскольку то, что предикаты, лежащие в существе вещи или из него вытекающие, оставляют неопределенным, оно дополняет как то, чего в существовании больше, чем в простой возможности; однако мы уже видели, что в соединении вещи со всеми ее мыслимыми предикатами никогда не содержится отличие от того, что только возможно. Кроме того, положение, что возможная вещь, рассматриваемая как таковая, неопределенна в отношении многих предикатов, – это положение, если его брать в буквальном смысле, может привести к большим ошибкам. Ибо правило исключения среднего между двумя противоречащими противоположностями запрещает нам подобного рода неопределенность, и потому, например, человек без какого-то роста, не относящийся ни к какому времени, без возраста, места и т. п. вообще невозможен. Но скорее это положение нужно понимать в следующем смысле: через посредство предикатов, собранных мысленно в какой-нибудь вещи, множество других предикатов остается совершенно неопределенным, подобно тому как из того, что объединено в понятии человека как такового, еще ничего не известно об особых признаках – о возрасте, местонахождении и т. п. Но подобного рода неопределенность можно найти в одинаковой мере как в существующей, так и в только возможной вещи, почему она и не может быть использована для их различения. Знаменитый Крузий считает признаки где-нибудь и когда-нибудь несомненными определениями существования. Однако, не вдаваясь в критику самого положения Крузия о том, что все, что есть, должно быть где-нибудь и когда-нибудь, следует сказать, что сами эти предикаты все еще относятся к только возможным вещам. Ведь какой-то человек может таким образом в какое-то время существовать в нескольких определенных местах, и всеведущее существо прекрасно знало бы все его определения совершенно так, как они были бы ему присущи, если бы он существовал, хотя в действительности такого человека и не существует. И несомненно, что вечный жид Агасфер, если судить по всем тем странам, которые он будто исходил, и временам, которые он будто бы пережил, есть возможный человек. Надеюсь, что не будут требовать, чтобы где-нибудь и когда-нибудь только тогда считались достаточными признаками существования, когда вещь действительно имеется в данном месте и в определенный момент времени, ибо тогда требовали бы, чтобы уже было допущено то самое, что только еще обещали сделать известным через самый признак, подходящий для этого.

Все, что противоречит самому себе, внутренне невозможно. Это верное положение, хотя бы и оставался нерешенным вопрос о том, есть ли это верное объяснение. При таком противоречии ясно, однако, что что-то должно стоять в логическом противоречии с чем-то, т. е. что должно отрицать то, что в том же самом в то же время утверждается. И даже по г-ну Крузию, который эту несовместимость (Streit) полагает не только во внутреннем противоречии, но утверждает, что она вообще воспринимается рассудком по некоторому естественному для него закону, в невозможном всегда имеет место соединение с чем-то, что полагается, и с чем-то, чем оно снимается. Эту противоречивость (Repugnanz) я называю формальной стороной немыслимости, или невозможности; то содержательное, что при этом дано и что находится в такой противоречивости, само по себе есть нечто и мыслимо. Треугольник, который был бы четырехугольным, безусловно, невозможен. И тем не менее треугольник, равно как и нечто четырехугольное, сам по себе есть нечто. Такая невозможность основывается исключительно на логических отношениях одного мыслимого к другому, если только одно не может быть признаком другого. Точно так же в каждой возможности до́лжно различать то нечто (das Etwas), что мыслится, и, кроме того, согласие того, что в нем мыслится, с законом противоречия. Треугольник, имеющий прямой угол, сам по себе возможен. Треугольник и прямой угол суть данные (Data), или содержательное, в этом возможном, согласованность же одного с другим по закону противоречия есть формальная сторона возможности. Я ее буду называть также логической стороной возможности, потому что сравнение предикатов с их субъектами по закону истины есть не что иное, как логическое отношение; само же нечто или то, что находится в этой согласованности, иногда называется реальной стороной возможности. Впрочем, я должен заметить, что здесь речь всегда будет идти только о внутренней, или о так называемой безусловной и абсолютной, возможности или невозможности.

Из всего только что сказанного с очевидностью вытекает, что возможность отпадает не только тогда, когда имеется внутреннее противоречие, как логическая сторона невозможности, но также и тогда, когда нельзя мыслить ничего содержательного, никакого данного. Ибо в этом случае не будет дано ничего мыслимого; всякое же возможное есть нечто мыслимое, чему присуще логическое отношение по закону противоречия.