— Напрасно ты балуешь их, Жорж, — произнесла недовольным голосом княгиня, покачивая головой, — и так с ними сладу совсем нет. Разумеется, раз они видят в тебе поддержку…

— Ты забываешь, Констанция, что этих детей нельзя подводить под общую мерку, — серьезным и грустным голосом, перебивая жену, произнес князь, — вам, Ия Аркадьевна, я расскажу когда-нибудь о судьбе этих бедных малюток. Будьте снисходительны к ним. Об этом просит вас их старый дед.

И седая голова князя низко склонилась перед молодой девушкой движением, исполненным изящества и достоинства.

— Ну, теперь начнется еще худшее баловство! — процедила Нетти сквозь зубы. — Успокойтесь, papa, — насмешливо произнесла она, поджимая губки, — Ия явится достойной последовательницей вашей теории по вопросу воспитания и уже ни в каком случае не обидит ваших любимцев.

— О, я не сомневаюсь в этом, — не замечая иронии дочери, отвечал старик. Потом, предложив руку Ии, он провел ее в кабинет, «дежурную комнату», как называл по старой памяти князь свою скромную горницу, сравнивая ее шутя с той полковой дежурной комнатой, где вместе с товарищами проводил в дни молодости самые приятные часы.

Это была большая комната, сплошь заставленная книжными шкафами. Широкий зеленый кожаный диван и такие же тяжелые кресла, оружие, развешанное на стене, портреты родных и полковые группы наполняли это скромное, единственное строго-выдержанное во всем доме помещение.

На огромном письменном столе, занимавшем почти добрую треть комнаты, были разложены какие-то рукописи, исписанные мелким, как бисер, характерным почерком князя. A над столом подле портретов княгини Констанции и Нетти находилось изображение молодой женщины или девушки в простом домашнем платье, с гладко причесанной аккуратной головкой.

Тонкое, полное ума и затаенной воли лицо, с упорной линией губ и энергичным подбородком очень напоминало лицо самого князя. В нем было то же изящество, тоже благородство линий, но вместо выражения обаятельной доброты, столь присущей лицу Юрия Львовича, черты молодой особы, изображенной на портрете, дышали упорным и стойким характером.

— Моя старшая, дочь, Зинаида, мать этих клопов, — заметя любующийся изображением взгляд Ии, поспешил пояснить князь.

A «клопы», между тем, успели уже взгромоздиться на диван и занялись дедушкиным «арсеналом», как они называли коллекцию оружия, развешанную на стене. Казалось, вся неприятная история, только что разыгравшаяся в детской, была ими уже забыта.

— Дедушка, позволь мне подержаться только за эфес твоей шпаги… Надя боится, a я ничуточки не бойсь — возбужденно кричал Жура, блестя глазенками. — Ия Аркадьевна, Ия Аркадьевна, — как уже к старой знакомой обращался он к Ии, — здесь сделана надпись, глядите, написано: за храбрость. Сам Государь дал эту саблю нашему дедушке, когда он с горстью молодцов-солдатиков взял неприятельский редут. И эту шпагу и Георгиевский крест наш дедушка получил на войне с турками.

— Знаете, Ия Аркадьевна, — соскакивая с дивана, заговорила и Надя, — дедушка наш был ужасно храбрый герой!.. И Жура таким же героем хочет быть. Он тоже храбрый, весь в дедушку! Только маленький, a когда вырастет, просто прелесть какой солдат из него будет.

— Я кавалеристом буду, как дедушка. Я лошадей люблю!.. A вы видели дедушкину лошадь, Ия Аркадьевна? Вот дедушкин Разбой. Смотрите, какой красавец!

И Жура, схватив за руку Ию, потащил ее к изображению лошади, висевшему в раме на стене.

— Все это прекрасно, мои милые, — взяв за руки детей и притягивая их к себе, проговорила Ия, — и лошадей любить хорошо, и солдатом-защитником отечества тоже быть похвально, a вот расскажите вы мне лучше, чем вы занимались до меня, чему учились, что успели пройти? Читать и писать, конечно, вы умеете, что еще знаете, кроме этого? — задала вопрос Ия своим будущим питомцам. Но им не пришлось отвечать ей. Дверь кабинета в эту минуту распахнулась и княгиня Констанция Ивановна позвала всех к столу.

Первый вечер, проведенный на новом месте, оставил далеко не благоприятное впечатление в душе Ии. И если бы не сознание, что жизнь её с этого дня скрасится близостью брата, которому она сможет принести хотя бы небольшую пользу, воспитывая внуков его тестя, Ия ни за что бы не согласилась поселиться здесь.

Уже не говоря о том, что только что происшедшая в детской сцена оставила тяжелый осадок в душе молодой девушки, первые впечатления её здесь были самого нерадостного характера.

Во время обеда, который начался лишь в семь часов вечера, и который подавала та же нечистоплотная кухарка в засаленном платье, отворившая им дверь, успокоенная Нетти трещала без умолку. От недавних неприятностей, очевидно, в душе её не осталось и следа. Недавние слезы были забыты. Говорилось за столом о предстоящем сегодня зрелище, о балете, куда Андрей Аркадьевич вез нынче вечером тещу и жену.

Потом беседа коснулась будущего костюмированного бала, который должен был состояться у них, если только американец Томсон купит у молодого художника его новую картину.

Нетти, не зная еще наверное, будет ли бал или нет, уже приобрела себе розового атласа на платье для костюма Весенней Зари, который ей обещал разрисовать акварелью Андрей Аркадьевич. И теперь, за столом, не умолкая ни на минуту, она звенела своим птичьим голоском о своем костюме, о том, каким великолепным выйдет, это платье, и какой огромный успех она будет в нем иметь.

Дети, Надя и Жура, наравне с остальными слушали эту пустую бессодержательную болтовню. К счастью, они были заняты едой и мало, по-видимому, обращали внимания на речи тетки. И все-таки, Ия была бесконечно рада, когда закончилась скучная процедура обеда и ее вместе с её маленькими воспитанниками выпустили из-за стола.

Взяв детей за руки, она провела их в детскую.

До укладывания в постели им оставалось час времени или около того.

— При Даше мы иногда ложились и в двенадцать! — объявил ей не без доли хвастливости Жура.

— Даша, бывало, уйдет на кухню, засидится там, да и забудет, что нас пора укладывать, — подтвердила слова брата Надя, — a наших постоянно нет дома, они каждый вечер уезжают куда-нибудь. Дядя André еще реже, a тетя Нетти с Констанцией Ивановной всегда или в театр, или на бал. A то понаедут сюда гости. Много, много народу. Тетя Нетти поет или играет на рояле. Потом хором все пойт. Даша откроет дверь, a мы, лежа в постелях, слушаем…

Ия с сожалением взглянула на девочку, потом перевела глаза на её брата. «Бедные дети, — промелькнула грустная мысль в её голове, — какое вам дают воспитание. Слушать по ночам хоровое пение взрослых или романсы Нетти, вместо того, чтобы спать!» И тут же молодая девушка объявила своим воспитанникам, что спать они будут ложиться с этого дня ровно в девять часов вечера, потому и обедать им придется тоже раньше, отдельно от взрослых, потому что ложиться с полным желудком вредно для здоровья.

Все это она подробно и толково объяснила близнецам. Те совершенно спокойно выслушали ее. Обеды сообща со взрослыми доставляли им мало удовольствия. Если Нетти не представлялось приятной для неё перспективы ехать после обеда в театр или на вечер в гости, то она, по словам детей, брюзжала и придиралась к ним за столом. Правда, дедушка и дядя André всегда заступались за них перед теткой, но что они могли поделать с Нетти, когда та сердилась и выходила из себя.