Сегодня четверг. На физкультуре надо будет залезать на шест.

А что касается тех носков, то мама их потом нашла. Они упали и лежали в проёме между стеной и стиральной машиной.

На работу я езжу на велосипеде. Я сама выросла в Токио, но за девять лет наших переездов мы жили в разных маленьких городках (исключая сам Токио), тихих и плотно застроенных, где часто бывает, что или зайдёшь не туда, или дверью ошибёшься.

Однако кроме Токио, в любом из этих небольших городков лучше ездить именно на велосипеде. И людей, и машин мало, улицы широкие, а ветер разносит запах травы и деревьев. Особенно приятна дорога домой. Уже давно за полночь, вокруг ни души. Платок у меня на шее развевается на ветру.

Я еду домой по тёмной дороге, над которой в небе замёрзли звёзды. Иногда я привстаю над сиденьем и, как мальчишка-школьник, со всей силы кручу педали.

«Дейзи» — небольшой бар, и в нём работают, кроме самой хозяйки и бармена, я и ещё одна девушка по имени Махо. Мне 35 лет, а Махо — 29, но на работе, само собой разумеется, мы приуменьшаем свой возраст.

В этом баре работается легко. Не хочу хвастаться, но в каком бы клубе или баре я ни работала, никогда я не ухожу с работы из-за какого-то происшествия. Всегда увольняюсь только из-за того, что переезжаю в другой город.

Но, как говорил Момои, на работе ничем не выделяться и уметь сблизиться с другими людьми — совершенно разные вещи.

— Ты не умеешь сближаться с людьми в коллективе, — часто повторял мне Момои, — ты не противопоставляешь себя другим, но и не идёшь на сближение. В принципе это не плохо, но иногда ты отгораживаешься от окружающих.

Есть одно качество, которое придаёт мне уверенность в себе.

За это меня особенно ценят в любом месте, где бы я ни работала, даже больше, чем за умение обхаживать посетителей. Это качество — моё умение наводить порядок. Мой конёк во время уборки — это тщательно вытирать пыль, и я умею очень результативно распределить силы.

Например, я аккуратно протираю всё, вплоть до обратной стороны круглых тяжёлых барных табуретов, переворачивая их по одному. Даже когда мы убираем на следующий день после того, как потравили тараканов. В такой день все заходят в помещение, с неприязнью вытирая ноги, а я прихожу на работу в более воодушевлённом, чем обычно, настроении, с каким-то зерном надежды в душе, с боевым настроем.

Наш бар работает до двух часов ночи, но если приходится обслуживать припозднившегося клиента, то бывает, задерживаемся и до трёх часов. Но бывает и наоборот: все посетители расходятся в первом часу ночи, и ты сидишь, ничего не делая.

Мы с Махо часто, после того как закроем бар, выпиваем по чашке кофе и только потом идём по домам. От кофе и глаза раскрываются, чтобы спать не хотелось, и мы переключаемся с работы на личные дела, чтобы домой идти со свежей головой.

Махо живёт со своим парнем.

Она как-то, смеясь, сказала:

— Он позволяет мне платить за него.

Она красивая, на левой руке всегда носит тонкий золотой браслет. Говорит, что это он ей подарил.

Сегодня она рассказала, как в семнадцать лет сбежала из дома с одним парнем и тем самым доставила много горя родителям.

Когда Махо смеётся, она немного наклоняет голову.

Кофе, что мы с ней обычно пьём, — растворимый. Я пью очень крепкий, а Махо любит послабее и кладёт в кофе немного молока и сахара.

— А как у тебя с родителями? — спросила меня Махо.

Я наклонила голову.

— Ну… что рассказывать, я давно их не видела.

Махо в ответ только потянула «A-а» и посмотрела на меня добрым, полным сочувствия взглядом.

И вот я кручу педали велосипеда, разрезая ночной ветер, еду домой, где меня ждёт дочь…

Когда я вернулась, Соко, как обычно, спала рядом с двумя игрушками, которые она берёт с собой в постель. Я посмотрела на её спящее лицо и невольно прилегла рядом — так, чтобы чувствовать её дыхание.

Немного влажное дыхание спящего ребёнка. Я коснулась её лба и удивилась, насколько холодными были мои пальцы. Соко обычно довольно крепко спит, и сейчас она даже не пошевелилась. Тихое размеренное дыхание. Я несколько раз провела по её чёлке замёрзшими пальцами. Я касалась лба Соко, и у меня возникало то же самое ощущение, как тогда, когда я гладила Его лоб.

В такие мгновения мне кажется, что время замирает. Кажется, будто мы с Соко замурованы в этой ночи навеки. Ночь такая долгая. Бесконечно долгая, всепоглощающая тишина. Это чувство у меня возникло давно. При этом ночь не вызывает у меня неприязни. В то время, пока мы жили с Момои, он ложился спать рано, а я, наоборот, всегда засиживалась допоздна.

Я родила Соко тоже ночью. Уже приближался рассвет. Я лежала в роддоме, в палате на четверых, но две кровати были пусты. Узкое пространство, где стояла моя кровать, огороженное шторой из белой ткани и стеной, было очень тихое, аккуратное и на удивление уютное. Внизу под окном было видно автостоянку. В изголовье кровати лежала книга, которую я начала читать, и бутылка для питья с ледяной водой.

Интервалы между схватками становились всё меньше. Я была одна.

Я знала, что дома не спит и ждёт Момои. Он не находит себе места, принимается разбирать книги, но бросает это занятие. Заваривает чёрный чай по всем правилам и не прикасается к нему. Чай остывает, и Момои заваривает его снова. Он ждёт меня. Я это знала… И всё-таки я была одна среди бесконечно долгой ночи.

В перерывах между схватками я впадала в сон и видела во сне Его. Это было как будто предрешено. Каждый раз один и тот же сон. Во сне мы с Ним смеялись. Каждый раз я замечала: «Какой красивый у Него лоб».

Соко родилась в три часа пятьдесят минут. Она была очень маленькая, голос её был очень тоненький. Она еле-еле избежала кувеза.

Была безлунная майская ночь, и только звёзды ярко сверкали. Сверкали высоко в небе, за окном, занавешенным белой шторой… В небе над автостоянкой.

Соко заворочалась под одеялом.

— Мама? — Она чуть приоткрыла глаза.

— Извини, я тебя разбудила, — сказала я и, укрывая спящую дочь, обняла её. — Я пришла. Ничего не случилось, пока меня не было?

Соко обняла меня обеими руками за шею и ответила:

— Хорошо, что ты вернулась, мамочка. Ничего не случилось. Со мной ведь был Ари.

Я посмотрела на крохотных кукол, которые лежали на подушке возле дочери, и улыбнулась:

— Да, конечно.

Ари — это робот-киборг, сделанный из резины. На спине у него что-то вроде джет-мотора, и он вооружён, что называется, до зубов.