Иоанн поверил заявлениям Воропая, а между тем они были неискренни. Литовские вельможи о возведении Иоанна на престол Речи Посполитой и слышать не хотели. Николай-Христофор Радзивилл тотчас после смерти Сигизмунда Августа писал (15-го июля) следующее своему дяде виленскому воеводе: «Боже сохрани, чтобы нами командовал московский колпак и потому, ради Бога, советую вам вовремя принять меры против московского посла». Столь же враждебно к кандидатуре Иоанна относился и главный руководитель тогдашней Литвы Ходкевич[28]. Кандидатура царя была более всего популярна среди польской и литовской шляхты; сочувствовало этой кандидатуре и православное население литовского княжества нешляхетского происхождения, но сочувствие это было, конечно, чисто платоническое, потому что нешляхта была лишена активного участия в государственных делах[29].

Христофор Радзивилл. Гравюра XVI в.

О московской кандидатуре думало также и духовенство, имевшее, конечно, прежде всего в виду интересы церкви, распространение католичества. Но Ходкевич высказывался против этой кандидатуры самым решительным образом, так что мысль об ней была оставлена духовенством[30].

Несмотря на это, литовские вельможи продолжали обманывать Иоанна заявлениями о своем желании подчинить Речь Посполитую власти московских государей. Они отправили к нему нового гонца Степана Матвеева и предлагали корону великого княжества литовского не самому царю, а младшему сыну его Феодору[31], прибавляя, что будут советовать польским панам и склонять их к тому, чтобы и Польша также избрала себе королем царевича.

Но этим литовские вельможи не ограничились. Согласно желанию Иоанна, они отправили к нему посла, которого царь уже знал по предшествовавшим переговорам, присяжного писаря великого княжества литовского Михаила Гарабурду, дав ему поручение разузнать в точности, захочет ли младший сын Иоанна, царевич Феодор, утвердить клятвою свое обещание соблюдать права и вольности Литвы, если он будет избран на литовский престол, ибо они желают иметь у себя царевича великим князем[32]. Вместе с тем они просили царя продолжить перемирие[33], что и было главною целью всех этих дипломатических переговоров.

В отправке Гарабурды произошла задержка до конца 1573 года[34], так как Литовцы, узнав, что Иоанн выступил в поход против Шведов, успокоились: опасность не была уже так грозна.

Гарабурду Иоанн принимал в Новгороде (24, 25 и 28-го февраля и 6-го марта)[35]. Царь отнесся к новым предложениям литовских вельмож недоверчиво, что было вполне основательно. Они оправдывали задержку в отправлении к царю посольства моровым поветрием, которое свирепствовало в Литве и Польше и не позволило съехаться вместе литовским и польским вельможам, чтобы обсудить вопрос, кого избрать в короли Речи Посполитой. Во-вторых, они предлагали корону то самому Иоанну, то его сыну Феодору. Все это могло возбуждать в царе подозрение, что Литва действует неискренно. Однако цель, с какою Гарабурда ездил к Иоанну, была достигнута: перемирие не было нарушено, хотя и не вполне, ибо московские войска, отправленные против Шведов, перешли границу Ливонии, принадлежавшей Речи Посполитой, выжгли и сильно опустошили окрестности замков Буртника и Руина. Это нападение возбудило в Ходкевиче, управлявшем Ливониею, сильное опасение, будет ли он в состоянии дать отпор многочисленной армии врага, так как у него войска немного; да к тому же, за недостатком денег, он не мог платить своим воинам жалованья. Опасения за судьбу Ливонии усиливались у Ходкевича еще вследствие того, что в стране обнаруживалось брожение умов, враждебное польско-литовскому владычеству: по Ливонии разъезжал какой-то аббат и возмущал ливонское дворянство и вообще население страны против Речи Посполитой[36].

Пересылки Литовцев с Иоанном вызывали в Польше неудовольствие и усиливали взаимное недоверие и вражду, которые существовали уже и так вследствие того, что Литва желала возвратить себе те земли, которые по условиям люблинской унии были присоединены к Польше[37]. Здесь ходили слухи, что Литовцы готовы передаться московскому царю. Вражда разъединяла и литовскую знать, притом до такой степени, что некоторые литовские вельможи посылали в Польшу доносы на других, обвиняя их в тайных сношениях с иностранными государствами к вреду Речи Посполитой, именно в сношениях с московским царем[38]. Однако Литва не желала уничтожать унию, так как, очевидно, считала ее для себя весьма полезной.