Не забыв при этом стукнуться лбом о притолоку.

Дорога, вышедшая из Бюргербурга ровной прямой широкой полосой, недолго продолжала свое образцовое поведение. Через десяток километров выложенный утрамбованным в грязь булыжником путь начал незаметно сужаться, петлять, и кончил тем, что, возжелав перемен и разнообразия после долгой скучной равнины, принялся сначала неспешно, а потом всё энергичнее и увлеченнее карабкаться вверх.

Впрочем, у него было веское оправдание такому легкомысленному для солидного торгового маршрута поведению: из земли перед ним постепенно и степенно стали расти горы.

Горы горам рознь, как сказал неизвестный философ. Бывают горы – аристократы своего рода: холодные, седоголовые, отстраненные, неприступные, равнодушно взирающие на копошащихся у их подножия суетливых двуногих и окатывающие их ледяным презрением лавин и обвалов, если те осмеливаются нарушить незримую, но прекрасно известную обоим классам дистанцию.

Бываю горы одомашненные. Приземистые, обросшие лесом, кустарником и избушками охотников, они радушно приветствуют всех, кто, проходя мимо, заскочит на пару дней-недель-десятилетий, чтобы разделить с ними их стариковское одиночество, щедро одаряя гостей пушниной, дровами или рудой – что кому надобно.

Но случаются и горы совсем иные: беспорядочная груда бесформенных, безликих, бесполезных камней всех вообразимых и не слишком форм и размеров, хаотично наваленных в неопрятные и непреодолимые массивы, словно какой-то сверхгигант или бог делал уборку в своем доме, замел весь скопившийся за сто тысячелетий мусор на совок и, не глядя, высыпал его содержимое на задний двор.

Горы без лица и стиля.

Горы – люмпены.

Если бы они были людьми, они стали бы уличными грабителями.

Экспедиционный корпус по нейтрализации Гаурдака оказался именно в таком негостеприимном окружении.

– Вот ведь хвост-чешуя… – Олаф уныло задрал голову в поисках горизонта, пропавшего из виду еще три часа назад, и на мрачную его физиономию посыпались, как из прохудившегося сита, редкие холодные капли дождя. Он фыркнул и поспешил утереться рукавом.

– И кто придумал наворотить именно здесь такую хелову кучу камней?.. – сквозь зубы проворчал отряг.

– Ага! Ты это заметил? Не ждал от тебя, не ждал!.. А ведь, меж тем, это безумно интересная история! Глядите внимательно!.. – остановил своего скакуна и с готовностью затараторил Адалет, увлеченно тыкая посохом то направо, то налево. – Современная наука полагает, что при катаклизме, который сопровождал Большой Эксперимент, горные породы в середине бывшего шара слиплись от сверхвысоких температур, и когда тот распался на два полушария, так и остались на нашей половине…

Было похоже, что от затянувшегося дорожного молчания он страдал не меньше, чем от тягот горной дороги, преодолеваемой верхом не на ковре-самолете, а на мерине-самотрясе.

Путники остановили своих лошадей и по совету мага честно попытались углядеть внимательно что-нибудь еще более безумно интересное, чем лысые серые камни и разбитый неровный лотранский хайвэй.

– …Но чтобы проверить правильность данной гипотезы, надо отправить экспедицию на Левое полушарие и убедиться, есть ли там на симметричном данной локации месте аналогичная впадина. Деяние, достойное настоящих героев! А, конунг?

И волшебник заговорщицки подмигнул рыжему воину и хитро ухмыльнулся.

Грозного отряга, казалось, поразила внезапная глухота.

С не менее каменным лицом, чем весь окружавший его ландшафт вместе взятый, он грузно начал сползать со своего старого тяжеловоза – единственного коня из стойл мастера Клааса, способного без немедленного приступа радикулита нести двухметрового всадника в полном походном снаряжении. Но когда до заветной земли оставались считанные сантиметры, нога его попала на вывороченный из дороги булыжник, подвернулась, и всё вымученное самообладание и невозмутимость покинули Олафа в одно дыхание.

– Хель и преисподняя!!!.. – свирепо взревел он и ожег нависающие над их головой голые негостеприимные скалы таким взглядом, словно они учинили ему и всему его роду смертельную обиду и собирались проделать этот трюк еще раз и неоднократно.

Получасовые верховые прогулки по городу медленным шагом на заморских трофейных конях для демонстрации мощи и богатства правящего дома, и путь длиной почти в полдня – вещи определенно разные, отчетливо ощутил он на собственном опыте.[3]

Скрывая от друга сочувственный взгляд, Иванушка быстро проговорил:

– Что-то я тоже притомился. Может, привал устроим?

Потухшие было глаза волшебника вспыхнули радостным огнем.

– Привал – замечательная идея! – потер он мокрые ладошки и – Иванушка мог бы поклясться! – телепортировался под копыта своего иноходца.

– А может, лучше еще немного проедем? – как бы невзначай предложила царевна, но под кровожадными взорами отряга и чародея поспешила пояснить: – Я карту Адалета смотрела. Вот, полюбуйтесь сами.

Иванушка взял атлас гужевых дорог Забугорья из рук жены и развернул на шее коня, бережно прикрыв полой плаща от всепроникающего дождя.

Царевна ссыпала в карман мелкие камушки, которыми лениво жонглировала по дороге, и принялась комментировать представшую взору супруга картину, тыкая для наглядности пальцем в замызганный ломкий пергамент:

– Мы сейчас здесь, вот на этом крутом повороте между двумя почти отвесными стенами. Если карта не врет, то километра через полтора у нас ожидается перевал, потом, почти сразу – долина, в ней – деревня, а уж там усталым путникам найдется что-нибудь помягче под себя подложить, чем мокрая каменюка.

– Перевал?..

– Долина?..

– Деревня?..

Маг и конунг переглянулись, вздохнули и медленно, но мужественно кивнули.

– Давай свою долину…

– Если только меня кто-нибудь телепортирует обратно…

Карта не врала.

Она слегка кривила душой и масштабами.

Вожделенный перевал случился километра на три позже, чем было обещано куском древнего пергамента, собственностью и – не исключено – ровесником славного мага-хранителя.

С безмолвным укором[4]взирал изнеможенный кудесник волшебных наук из-под нависшего, набрякшего влагой небесной капюшона плаща, как анахорет из пещеры, на окружающую его действительность, включающую в себя все виды и формы горных пород, кроме одной: ведущей вниз. И поэтому не заметил, как поперек дороги, прямо перед его носом, с неба опустился полосатый шест.

– Вы находитесь на границе Багинота! – строго прогремело откуда-то из кучи камней, справа от единственного ровного, хоть и неприлично узкого участка дороги на несколько десятков километров вокруг. И под изумленными взглядами усталых путников груда булыжника превратилась в грубо сложенную из единственного доступного подручного материала сторожку, полосатый шест – в шлагбаум, а требовательный голос обрел хозяина.