Осознав это, Меррин вздохнула с облегчением. От волнения у нее закружилась голова. После разыгравшейся сцены с его любовницей она думала, что он будет полностью обнаженным…

– С вами все в порядке?

Его голос разрушил представившуюся ей картину с обнаженным Гарриком Фарном. Меррин распахнула глаза и встретилась с его ироничным взглядом.

– Да, все хорошо, благодарю вас, – ответила она.

Темные глаза и прямые черные брови. Высокие скулы и решительный подбородок. Суровое лицо, подумала Меррин. Холодное и отстраненное. Однако тело его казалось золотистым – гладкая загорелая кожа, взъерошенные темно-рыжие волосы на голове и интригующая поросль жестких ярко-рыжих волосков на груди, спускавшаяся к животу. Меррин осознала, что неприлично уставилась на Гаррика Фарна. Она никогда в жизни не видела раздетого мужчину. Ей так сильно захотелось его коснуться, что она протянула руку, не успев осознать, что делает. Девушка вспыхнула и понадеялась, что ее смущение не будет заметно. И в тот же миг вспомнила, что ненавидит Фарна.

Она вздрогнула.

– Итак, я жду, что вы объясните мне свое присутствие.

От резкого тона Меррин дернулась, как от удара плетью. Надо быстрее выбираться отсюда, решила она. Не объяснять же ей, что она обыскивала его дом. Вряд ли можно сказать: «Три недели назад я узнала, что вы солгали об обстоятельствах смерти моего брата. Мало того что вы убили его – и я возненавидела вас за это, – теперь мне известно, что вы еще и скрыли правду, и я хочу, чтобы свершилось правосудие. Я хочу, чтобы вы оказались на виселице…»

Нет уж. Гаррик Фарн не должен ничего заподозрить.

– Умоляю, простите, – произнесла она. – Я не поняла, что вы ждете моих объяснений.

Губы Гаррика сложились в соблазнительную улыбку. По телу Меррин пробежала дрожь. «Это отвращение, – подумала она. – Вот как он на меня действует. Я чувствую ненависть. И отвращение…»

– Мадам, любой разумный человек потребовал бы у вас объяснений. – Гаррик помолчал. – Или мне следует называть вас юная леди? Вы не кажетесь мне такой уж взрослой… – И прежде чем она сумела отстраниться, он поднял руку и осторожно снял с ее щеки паутину.

Меррин снова задрожала и попятилась.

– Мне двадцать пять лет, – с достоинством ответила она и подумала: «Зачем я сообщаю ему об этом? Зачем вообще с ним разговариваю?» – Я не юная леди.

Улыбка его стала еще ярче. Она тревожила душу и вызывала телесный жар, тот самый жар, который ей хотелось приписать ненависти.

«Сосредоточься, Меррин. Ты должна выбраться отсюда», – приказала себе девушка.

– Наверное, вам показалось странным то, что вы обнаружили меня в своей спальне, – торопливо заговорила она.

– Верно. – Гаррик не сводил глаз с ее лица. – Буду счастлив услышать от вас, как именно вы здесь оказались.

– Ну, я… – Как назло, на ум не приходило ничего подходящего. Меррин вообще не умела выкручиваться. В этом, как правило, не было нужды. Никто ничего не замечал, поскольку она изо всех сил старалась казаться маленькой, некрасивой, невзрачной. На нее просто не обращали внимания. – Я думала, дом пустует, – наконец заговорила она. – Мне нужно было место для ночлега.

Отчасти это была правда. Меррин провела несколько ночей в доме Фарна, пока неторопливо обыскивала помещения. Она искала что-то, способное пролить свет на обстоятельства смерти ее брата. В первый раз это получилось случайно. Девушка очень устала и заснула в кресле в библиотеке. Проснувшись через несколько часов, она, к своему удивлению и восторгу, поняла, что ее никто не заметил. Она знала, что в доме почти нет слуг, только самые необходимые, и ее никто не потревожил. Никто даже не заметил ее присутствия. Дом был огромным и уже много месяцев стоял пустым. С тех самых пор, как покойный герцог отправился доживать последние дни в Ирландию. Вот Меррин и пришла в голову идея пожить здесь, пока она охотится за компроматом на Гаррика Фарна. Странным образом, эти ночевки словно приближали ее к нему. Они питали ее ненависть и укрепляли решимость отыскать правду.

Фарн грозно нахмурился.

– Вас привела сюда бедность? – спросил он. – Вы бездомная?

– Да. – Меррин решила, что эта версия кажется правдоподобной. В Лондоне было полно полуразрушенных и заброшенных зданий. Все, кто не имел крыши над головой, знали, что можно найти приют в «Флит-маркете» или в заброшенном работном доме на Дет-стрит. Но среди нищих были и смельчаки, которые залезали переночевать в дома аристократов. Многие дома почти не использовались и подолгу стояли закрытыми, пока хозяев не было в городе.

Но Гаррика, похоже, это объяснение не убедило. Он приблизился поближе и положил руку Меррин на плечо. Она вздрогнула, но его интересовало только ее платье.

Он потрогал тонкий шерстяной материал. К несчастью, пыль не могла скрыть его отличного качества.

– Хорошая уловка, – произнес Гаррик с мрачным удивлением. – Однако ваша одежда слишком хороша для тех, кому не повезло с финансами.

– Я украла ее. – Начав лгать, Меррин обнаружила, что у нее гораздо больше воображения, чем она раньше думала. – Она сохла на улице.

Фарн задумчиво кивнул:

– Вы отличная лгунья.

Проклятье. Он ни на секунду ей не поверил. Но, по крайней мере, перестал преграждать путь к дверям.

– Кто вы? – поинтересовался Фарн. – Зачем вы пришли?

– Я не могу ответить, – на сей раз честно призналась Меррин.

– Вы имеете в виду, что не хотите сказать правду. – Гаррик склонил голову к плечу, продолжая проницательно разглядывать девушку. Меррин ощутила легкое головокружение. Разоблачение приближалось.

Сосредоточься. До двери всего три шага…

– Верно, – согласилась она. – Я вообще не хочу с вами разговаривать.

– Однако вы не в том положении, чтобы отказаться.

– Это спорный вопрос.

Фарн засмеялся:

– Хотите поспорить?

– Нет, – ответила Меррин. – Я хочу уйти.

Фарн покачал головой:

– Я могу сдать вас за взлом на Боу-стрит.

– В этом случае вы уже никогда не получите от меня объяснения.

– Это верно. – Фарн пожал широкими плечами. – Тогда мне не остается ничего другого, кроме как удерживать вас здесь, пока вы не скажете правду.

Меррин огляделась. Он хочет держать ее пленницей в своей спальне? Огромная кровать, такая широкая, такая манящая. Она вспомнила гладкую прохладу простыней и податливую мягкость матраца. На миг ей представилось, как обнаженный Гаррик укладывает ее в эти мягкие шелковые объятия, прикасается к ее обнаженной коже, ласкает… Она перевела взгляд с постели на Гаррика. Он поднял брови, и Меррин залилась краской. Ей показалось, что пылают не только щеки, но и все ее тело.

– Вы могли бы скоротать время за своей книгой, – мягко произнес он и протянул ей «Мэнсфилд-парк».