И участие Юрия в составе экспедиции наверняка затруднило ей задачу. Эти двое не разговаривают с того времени, когда Каллум, скажем так, при интригующих обстоятельствах покинул корпорацию сто лет назад после своей официальной смерти.

Вообще-то с тех пор прошло сто двенадцать лет. Вот так. Долгий срок для затаенной обиды. Но Каллум ведь шотландец, а они, насколько я знаю, в суровости и упрямстве не уступают русским. То, что они оба, забыв о личном, готовы сотрудничать – хотя бы номинально, – кое-что говорит о найденном нами артефакте. С этими двумя в одном автобусе дорога будет нескучной.

Каллум привез с собой двух помощников с Дельты Павлина. Элдлунд явно с Акиты – главной планеты утопийцев, вращающейся вокруг Дельты Павлина. Как и все родившиеся в нынешней утопийской культуре, оне[2] принадлежит к полу омни: генетически модифицированому так, что оба пола сменяются у взрослых с тысячедневным периодом. Эта генмодификация закладывается в каждого утопийца, обеспечивая и укрепляя их фундаментально эгалитаристское мировоззрение – хотя поначалу, в 2119 году, нововведение вызвало жаркие споры. Моралисты старой школы и сторонники некоторых религий осуждали подобный экстремизм. Первые омни столкнулись с дискриминацией и даже с насилием, как всегда со стороны невежд, суеверов и перестраховщиков. Но, как водится, исключение со временем стало нормой. Сегодня Элдлунд и по земным улицам, пожалуй, может ходить без опасений. Конечно, оне будет привлекать внимание, но больше из-за роста: все омни вырастают высокими. Элдлунд на добрых пятнадцать сантиметров возвышалось над остальными присутствующими, и это при тощей фигуре бегуна-марафонца. О другом я бы сказал: хрупок, но в Элдлунд не было ни малейшей хрупкости – несмотря на очень миловидное личико с острыми скулами, подчеркнутыми искусно подбритой бородкой.

А еще я чувствовал, сколько затаенного недовольства в застывшей позе Элдлунд. Акитские утопийцы всегда были самыми рьяными проповедниками своего образа жизни, и я надеялся только, что это не станет проблемой. В досье Санджи оне числилось дипломированным тьюрингистом.

Вторым спутником Каллума оказалась Джессика Май, из нас из всех – величайший политический перевертыш. Она, уроженка Гонконга, в двадцать лет насквозь прониклась утопийской этикой, что дало ей возможность получить специальность экзобиолога на Аките, после чего Джессика совершила новый политический кульбит, позволивший зарабатывать грязные деньги капиталистов в культуре Универсалии. Я точно знал, что ей семьдесят четыре: мой альтэго подкинул данных, как только на нее упал мой взгляд. Она на эти годы не выглядела. Любопытно, в свое время она работала в службе безопасности «Экссолар-связи», где и заработала деньги на теломерную терапию в тридцать с небольшим. После одного закрученного дела Джессика пошла на повышение и вернулась на Акиту, где, со своим опытом, приземлилась прямо в их Бюро наблюдения за оликсами. Пять лет назад она доросла до старшего ассистента Каллума – и заметно было, что должность оставляла ей достаточно времени на занятия в спортзале. Будь я циником, сказал бы, что Каллум это одобрял.

И наконец, Алик Манди. Наберите в словаре «коррупция», и получите его полную характеристику. Ублюдок неподдельного американского разлива. Род занятий: старший следователь ФБР по особым делам, место службы – столица. Хотите верьте, хотите нет, когда я затребовал по нему данные, возраст оказался засекречен. Парень – ходячая государственная тайна, все личные данные засекречены. Принадлежащий службе безопасности Ген 8 Тьюринг мог бы без труда хакнуть его досье, но копаться в базе ФБР – дело серьезное, и не только на взгляд федералов. Я бы накопал себе на задницу нюхачей, да и Юрий стал бы задавать вопросы. А мне требовалось, чтобы он считал себя главным в этой миссии. Бывают вещи, которые лучше оставить как есть.

Так или иначе, я догадывался, что Алику около ста десяти: он был не столько «неумерший», сколько из реанимированных трупов. Сразу видно. Гладкая, как пластмасса, кожа – следствие такого количества процедур, что лицевые мышцы способны отразить эмоции только под воздействием электрошока. И цвет лица, подозреваю, тоже генмод. У большинства афроамериканцев кожа светло-коричневая. Алик же черен, будто десять лет загорал на экваторе – темнее не бывает. И над телом поработали: сними с него рубашку, увидишь двадцатилетнего олимпийца: все мышечные протезы вылеплены и распечатаны в лучшей клинике Сан-Франциско. Я бы поставил немалые деньги и на то, что среди идеальных связок и мышечных волокон у него запрятана довольно агрессивная периферия.

Только вот… время и деньги на ветер. С первого взгляда на него каждому становилось ясно, что это старик, и ужасающе расчетливый старик.

Он был связан с глобальными политическими комитетами[3] метрополии – с богатыми старцами, истинными хозяевами Земли, заботившимися о том, чтобы универсализм – общепризнанная система демократического капитализма – держался крепко и не соблазнялся отступлением от своих ой-каких-святых принципов ради блестящих новеньких игрушек вроде утопизма.

Комитеты, как всякий на их месте, желали снять сливки с нашего артефакта. Алик был их глазами, присматривавшими за трофеем, а верность его обеспечивалась единственным надежным средством – основательным количеством долларов.

Я сел спиной к Центральному парку и милостиво улыбнулся.

– Благодарю всех, кто пришел, а также и всех, кого вы представляете и чье согласие позволило нам собраться здесь.

Алик нахмурился:

– Вы тут заправляете? Я думал, меня пригласили, потому что дело ведет Оборона Альфа.

– Теоретически так и есть, – признал я. – Они уполномочили нас вести это расследование. Но начальник экспедиции – мистер Альстер, я же главным образом администратор.

– Каждому свое место, а, Юрий? – ухмыльнулся Алик.

Бесстрастный взгляд Юрия пал на Алика с неизмеримых высот.

– Всегда.

По губам Алика я прочитал: «Чертов умник!»

– Что у нас в программе? – спросил Каллум.

– Отсюда мы отправляемся прямо на Нкаю в системе Беты Эридана. Транспорт для нас подготовлен. Время в пути от базового лагеря до артефакта должно составить около сорока восьми часов. Возможно, чуть больше.

– Ни хрена себе! – крякнул Алик. – Что так долго?