и вашим отцом. - Встав с кровати, он наклонился и поцеловал мою правую руку выше запястья, там, где не был толстым слоем намотан бинт.

И, уже отойдя от кровати, с улыбкой добавил:

- Раны на ваших руках не такие ужасные, как вынужден был сказать бдящий Корн. Доброй ночи.

И он ушел, тихо прикрыв дверь, больше ни разу не обернувшись. Лекарь бесшумно выскользнул за ним. А я осталась одна на огромной кровати в просторной комнате. В чужом мире. Травмированная, но живая. Самое главное, что живая. И я приложу все свои силы, чтобы новой жизни не быть одинокой и забытой.

(*Выпилинг-убийство. Здесь-вынужденное умерщвление сошедшего с ума человека, чтобы предотвратить магический выпрос. Магический выброс, в зависимости от силы,может спровацировать стихийное бедствие или поднять неуправляемую нежить.)

Глава 4.

Глава 4.

И потекли неторопливые будни, дни похожие друг на друга. Ни бородатый лорд, ни серые Хранители ко мне больше не приходили. А лекарь, бдящий Корн, заходил каждый день по несколько раз. Как только небо за окном начинало розоветь, он приходил в первый раз. Желал светлой леди доброго утра, интересовался самочувствием и, как ни странно, снами. Ни кошмарами, которые могли напугать болезную леди, а именно снами. Кого и что там видела, какие цвета преобладали в сновидениях, ощущались ли запахи и вкусы, как в реальности, и как я из сна выходила: сама, кто-то явно на меня воздействовал или же сон заканчивался сам собою. Ему бы тесты составлять.

Но ответы мои были однообразны, потому что я, с тех пор как окончательно пришла в себя, вообще ничего во сне не видела. Зато высыпалась, как в детстве.

После расспросов и забавных махов руками, при которых я с трудом заставляла себя сохранять невозмутимость, лекарь давал мне выпить заваренный при мне напиток. Каждый раз он отличался от зелья, выпитого в прошлый раз, вкусом, запахом и цветом. Я даже начала гадать, что же я получу в чаше в следующий раз.

Я смирилась с тем, что лекарь – маг. Обезболивал он касанием больного места. А, чтоб успокоить меня, ему даже не нужно было касаться, проводил рукой над головой, и я спокойна, как бегемот в болоте. А истерики, абсолютно не свойственные мне, в этом мире случались каждый день, а то и по несколько раз. Невольно стала опасаться за свое душевное здоровье.

Неизменными были визиты лекаря и после заката солнца. За окном мгновенно начинало темнеть. После привычного уже приветствия, расспросов о самочувствии и традиционной чаши с напитком-сюрпризом, лекарь перед уходом предлагал мне снотворного зелья. Первые три дня я не отказывалась, с четвертого я начала вставать с постели и изучать активно окружающий мир. Пока ограниченный для меня одной, хоть и большой, комнатой.

Ноги меня еле держали, стоило сделать несколько шагов и я, обливаясь потом, падала на любую горизонтальную поверхность и засыпала без всяких снотворных.

С этого момента в моей жизни стали появляться новые лица, помимо лекаря и служанки, которая почему-то шарахалась от меня, как от бешеного дракона.

Это случилось вечером четвертого дня, когда боязливая служанка, чуть не опрокинув, унесла поднос с посудой, стоявший с обеда. Я на подкашивающихся ногах дошла до входной двери, и, уже падая, вцепилась в столик. А, так как на обратный путь сил у меня уже не было, я на стол и улеглась. Не грациозно, в совсем не подходящей для светлой леди позе: тело растянулось на столешнице, ноги стояли на холодном полу, а пятая точка венчала прямой угол, в который я так не эстетично сложилась. Так бы мне и лежать до прихода лекаря, но дверь с еле слышным скрипом приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянул один наглый глаз. Осознав, чью геометрическую фигуру имеет честь лицезреть, хозяин глаза резко прикрыл дверь. А я еще головой в сторону двери лежала.

Через минуту дверь открылась, и вошел мужик, разглядеть его, из-за пляшущих перед глазами мушек, я не могла. Но то, что вошедший не лекарь и не бородатый лорд, поняла по голосу.

- Светлая леди, м-м-м, вас перенести на кровать?

Вот молодец мужик, вопрос задал четкий, без долгих расшаркиваний и предложений помочь. И я также четко согласилась, не бдящего же Корна мне на столе ждать.

С этого дня стоило мне застрять во время прогулки по комнате на кушетке, сундуке, столе, кресле и даже трюмо, как открывалась дверь. Светлой леди желали доброго утра, дня, вечера, ночи, в зависимости от времени суток, и предлагали переправить меня на кровать. А иногда не предлагали, а сразу ловили падающую меня и устраивали на ложе.

А у меня действительно было ложе, не какая-то двуспальная кровать. Нечто высокое, пяти-шести- или даже семиместное. С резными столбами и светлым воздушным балдахином. С множеством подушек разнообразных форм, размеров и расцветок: от белоснежных до насыщенно-зелёных.

В общем, перетаскивание меня на удобное, безопасное место стало обязанностью моих стражей. У меня, оказывается, была стража. Только непонятно, они защищают меня или окружающих людей от меня.

В следствие тесного общения со своими стражами, я научилась их различать. Сперва же я считала, что охранник один, но, чем чаще меня носили на руках, тем очевиднее было, что стража моя состоит из минимум четырёх мужчин. Хоть они были очень между собой похожи: темноволосые, бородатые, кареглазые, высокие, широкоплечие, замкнутые. И никакими особыми приметами не выделялись.

Но я все-таки научилась их различать. Один, скорее всего старший из четверых, по характеру был властным, непреклонным. Поднимая меня на руки, всегда возмущался вслух:

- Тоже мне светлая леди, мозгов не хватает силы рассчитать.

Или:

-Светлая леди курам на смех.

И:

- Название одно – светлая леди.

И даже:

- В половике больше светлости, чем в этой леди.

Однажды я услышала совсем неслыханное и очень меня возмутившее:

- Бестолочь, а не светлая леди.

Только возмущаться не стала, слаба я сейчас для споров, но запомнила. Даст Бог, стражу-то я отомщу.

Второй страж рот открывал только для приветствия и прощания. Очень спокойный, даже отрешенный, старался побыстрее устроить меня куда-нибудь и уйти. Лишний раз на меня не смотрел, и отводил взгляд, когда я пыталась заглянуть ему в глаза. И пахло от него собаками.

Третий всегда улыбался, тридцать два зуба сверкали, и борода им не была помехой. И бурчал, но совсем не обидно, даже приятно становилось от его заботы:

- Лекарь сказал не переутомляться, почему не слушае…те