Но она обрадовалась мужу. «Бедный Фредерик, – думала она, – он явно сдает. Учитывая его образ жизни, в этом нет ничего удивительного». Когда-то она считала его таким красивым; она помнила, как он представлял ее своим родителям – он такой высокий, а она такая маленькая. Каким же тяжким испытанием это стало для нее, ведь она не питала никаких иллюзий относительно своей внешности, а ее новая семья была настроена так критически. Оспины испортили ей кожу, а зубы у нее были коричневыми и неровными; однако она обладала приятными светлыми волосами и голубыми глазами. Ее одежда выглядела чересчур вычурно, а волосы были взбиты слишком высоко и унизаны бриллиантами. Наиболее яркими воспоминаниями от той встречи остались холодные глаза ее свекрови, королевы Шарлотты, а также оборки из серебряной фольги на рукавах платья, вызывавшие неприятный зуд.

С тех пор прошло много лет. Тогда во Франции бушевала революция. Их едва не убили, когда они проезжали через эту страну и толпа узнала в них роялистов. Их спасло только спокойное мужество герцога. Как же она тогда восхищалась им! В такие моменты герцог действовал лучше всего – настоящий солдат, пренебрегающий опасностью. Но, как ни странно, повседневная домашняя жизнь оказалась для него трудней, чем противостояние толпе революционеров, и она быстро осознала, насколько неудачен их брак.

Они ссорились, ей не удалось произвести на свет желанного наследника, затем разошлись, каждый из них зажил своей жизнью, и постепенно к ним пришла дружба.

Эта дружба укрепилась в период скандала, вызванного Мэри-Энн Кларк. Тогда герцогиня покинула Отлендс, чтобы встать рядом с мужем, а когда ему предъявили серьезные обвинения и уволили из армии, именно она была с ним, успокаивая его и вызывая разочарование у сатириков: ведь зачем им верная жена?

Сейчас Фредерик заключил ее в обычные холодные, но дружеские объятия, и они вместе вошли в дом.

– Бедное дитя, – сказала Фредерика, – бедное, бедное дитя.

– Я бы ни за что не поверил, что такое возможно, – пробормотал герцог.

– Такое возможно всегда. Но она была столь молода, столь жизнерадостна. Как себя чувствует регент?

– Плохо.

– Бедный Георг. Он, наверное, винит себя.

Герцог удивился. Он всегда равнялся на своего брата и сейчас не мог не верить в то, что регент был предан своей дочери, а она ему. Фредерика отличалась большей реалистичностью. Все знали о бурных столкновениях, происходивших между регентом и его дочерью. Смерть не изменила этого.

– По крайней мере, – продолжала герцогиня, – она вышла замуж за человека, которого любила. О, они хорошо смотрелись вместе. Она была счастлива… в конце. Пожалуй, именно так и стоит умирать… на вершине счастья. Моя дорогая Шарлотта! Мне грустно от того, что она больше не сможет так скакать по лужайкам, как она это делала. Какая прекрасная мать получилась бы из нее! Я всегда представляла, что у нее будет много-много детей, хотя и не так много, как у твоей матери…

– Не дай Бог, – вмешался герцог, вспомнив о необходимости сдерживать красноречие Фредерики, которая, если ее не остановить, может проговорить целый час. В этом состояла одна из ее особенностей, мешавшая совместной жизни. – Но, Фредерика, я приехал поговорить с тобой о моих братьях.

– Ах да, да. Теперь им придется жениться. Они это поймут. Нет необходимости говорить им об этом. Это очевидно. Наша дорогая Шарлотта ушла… Нет надежды на наследование по прямой. Это долг одного из твоих братьев. Если король умрет, а регент станет королем Георгом IV и тоже умрет, то королем станешь ты, Фредерик.

– Не дай Бог, – снова сказал герцог. Он был склонен к повторам в своей речи и слишком часто одними и теми же словами выражал свои мысли.

– Это разорвет тебе сердце, бедный Фредерик, потому что ты мог бы стать королем только в случае смерти Георга, а ты всегда его так любил. Я часто слышала, как он говорил, что ты его любимый брат. Нет, это не принесло бы тебе счастья. А я? Мне пришлось бы покинуть Отлендс и всех моих дорогих, любимых детей. Что они станут делать без меня? – Она погладила одного из своих любимцев по голове – спаниеля с томными глазами, который запрыгнул ей на колени, когда она села. – О нет, нет, этого никогда не должно случиться. Для тебя из-за Георга… для меня – из-за моих детей здесь.

Он больше не стал прерывать ее: слушать не так изнурительно, как пытаться прервать ее. Она всегда такая оживленная. В молодости это составляло часть ее очарования. Сначала никто, конечно, не мог предположить, что достоинство так быстро превратится в недостаток. Она часто смеялась – по более счастливым поводам, чем нынешний, – но и смех скоро стал действовать на нервы.

Теперь все в прошлом. Теперь он считал ее хорошей женщиной и мог относиться к ней с теплотой, коль скоро ему не приходилось жить вместе с ней. Жаль, что она не смогла родить ребенка. Если бы у них был сын, он теперь стал бы третьим по праву престолонаследия и почти наверняка занял бы трон. Но этого не случилось, и, к счастью, Фредерика уже слишком стара, чтобы иметь детей, поэтому их образу жизни ничто не угрожает.

Он прервал ее:

– Ты знаешь, что это означает. Именно об этом я и приехал поговорить с тобой. Королева намекает на то, что мои братья должны быть готовы… мои неженатые братья. – Он мрачно улыбнулся. – Все, кто сейчас не женат, должны подумать о том, чтобы обзавестись женами.

– С некоторых пор Кларенс уже пытается это сделать… и безуспешно.

– Теперь ему придется добиться успеха.

– И Кент, и Суссекс, и Кембридж. Пока что это удалось только Камберленду.

– Удалось! Королева вряд ли назовет это удачей. Она по-прежнему отказывается принимать его герцогиню.

– Бедная Фредерика, моя тезка! Как трудно разобраться, когда среди нас так много людей с одинаковыми именами! Но я не думаю, что для нее это важно… я имею в виду тот факт, что ее не принимают. Я считаю, что Камберленд и она преданы друг другу.

– Трудно представить, чтобы мой брат Эрнест был предан кому-либо. Однако говорят, что любовь творит невероятные чудеса. Я бы не удивился, если бы смерть Шарлотты заставила их вернуться в Англию.

– Я слышала, что она родила дочь.

– Мертвую. Но это не значит, что у них больше не будет детей. У Фредерики в ее бурной жизни были дети, она все еще достаточно молода, и нет оснований считать, что она не сможет подарить Эрнесту сына. А теперь, когда Шарлотты не стало… кажется, очень важно, чтобы они сделали это.

– Конечно, но сейчас никто не значит больше, чем вы, милорд герцог.

– Все мы сделали шаг к трону.

– Интересно бы посмотреть, кто дойдет до него, – сказала герцогиня. – Но меня при этом уже не будет.

– Почему ты так думаешь? Она пожала плечами.

– Мой дорогой Фредерик, мне почти пятьдесят.

– Это ерунда.