Однако здесь есть трение — первое полезное учительское слово. Отталкиваться голыми руками и ногами больно — в тех местах, где они примерзли к полу, содрана кожа, — но постепенно я узнаю, как сохранять ориентацию в пространстве, как выбирать направление движения, как скользить вдоль изогнутой трубы и как «отражаться» от стен.

Желудок успокоился — отсутствие в нем еды сыграло свою роль.

Свет розовеет, а затем приобретает синеватый оттенок. Впереди в стене есть какое-то отверстие. Примерно пятьдесят толчков и прыжков — и я у него. Отверстие ведет в большую камеру, заполненную дрейфующими предметами; часть из них имеет геометрически правильную форму. Некоторые похожи на детали какой-то структуры или машины. Оттолкнувшись ногой от стены, я беззаботно лечу к ним.

Что-то черное, широкое и огромное, покачиваясь, выплывает из ниоткуда и едва не расплющивает меня о стену. Я с трудом выбираюсь из-под хлопающих конечностей, пластин и тусклого меха. Из-под меха просачивается капля темной жидкости, подлетает к моему лицу и с легким хлюпаньем всасывает в себя мою голову. Я ничего не вижу и не могу дышать. Жидкость густая, словно сироп, у нее тяжелый, дурманяще-сладкий запах. Она разъедает кожу, а если попадет в глаза…

Резкими движениями я стираю с себя ее большую часть, но тонкая пленка все же остается. Я трясу руками, чтобы очистить пальцы; вязкие капли отлетают к стенам и растекаются по другим объектам и фигурам.

Все вокруг словно в тумане, я наполовину ослеп. И все, что я слышу — как только мне удается прочистить уши, — это приглушенный стук и хлюпанье. Одной рукой я продолжаю цепляться за клок меха на теле мертвого существа, которое едва меня не раздавило.

Из других мертвых тварей появляются новые темные капли; они сталкиваются друг с другом, сливаются. Я уклоняюсь от одной из этих капель размером с мою голову, и она дрожит и мерцает в легком потоке воздуха, созданном моим движением. Затем капля врезается в некий длинный и твердый зазубренный предмет, вероятно, деталь сломанной машины, огибает один из его краев и, словно краска по тонкой палочке, движется вдоль поверхности.

На основе своих воспоминаний — какими бы они ни были — и логики я составляю в уме некий рисунок или карту. Коридор-труба, похоже, что-то огибает — предположительно Корабль. Я смутно представляю себе, что Корабль вращается, прижимая меня к внешней стенке трубы. Когда Корабль вращается, этот коридор направлен вверх. Значит, вверх — это внутрь, вниз — наружу.

Камера, заполненная сломанными и мертвыми объектами, тянется от внутренней окружности коридора — туда, где раньше был потолок. Значит, этот путь ведет внутрь Корабля.

Итак, я — в парящей мусорной куче; возможно, здесь мне и место. Чем изначально был этот мусор, я не знаю. Кажется, здесь есть какие-то животные.

Меня охватывает странное чувство. Со мной это уже было. Невесомость мне знакома. Каждое действие вызывает равное ему противодействие. Подобные маневры я часто тренировал — во Сне.

Большие массы опасны даже в невесомости, так как могут раздавить; кроме того, они хорошие точки для наблюдения. Их удобно использовать для передвижения — толчок, полет, остановка. Если ударить тяжелый объект, он сдвинется совсем немного; а вот отталкиваться от маленьких не получится — их нужно кидать.

Немного потренировавшись, я уже свободно летаю по помещению, разглядывая его содержимое. Надеюсь, здесь я найду что-нибудь полезное — или пищу. Однако у вытекших из существ капель вкус отвратительный.

— Ну и вид у тебя.

Высокий нежный голос звучит практически в ушах, на шее чувствуется дыхание. Я между двумя объектами; я лихорадочно отталкиваюсь от одного из них в надежде отскочить от другого и вернуться к отверстию в стене трубы. Я прижимаю руки к телу, разворачиваюсь — и тут замечаю малышку: она парит в воздухе в нескольких метрах от меня. Скрестив ноги и сложив руки на груди, девочка сидит в позе лотоса — еще одно учительское слово. Большие серые глаза наблюдают за мной.

Вид у нее разочарованный.

— Ты жива.

— Да. Но он умер. — Она разгибает руку и показывает на большое существо, которое едва не раздавило меня.

Я отталкиваюсь от еще одного массивного объекта, белого и зазубренного, и тот медленно плывет в противоположном направлении, расталкивая другие обломки и предметы. Один из них — это тело человека. Голова наполовину съедена, ног нет — и одного предплечья тоже. От потрясения я едва не сбиваюсь с курса, но затем исправляю траекторию, толкнув что-то черноватое и резиноподобное, после чего довольно ловко подплываю к девочке.

— Он тоже мертв, — говорит девочка, указывая на изувеченный труп рукой, обмотанной грязной, пропитанной кровью серой тряпкой.

— Эта громадина пыталась съесть вас обоих?

— Нет. Это чистильщик — он не ест, а только убирает. Извини, что так вышло с одеждой, но этого мертвеца уже обобрали. Найдем другого, в штанах.

— Ты грабишь мертвых?

— И всех остальных, кто зазевается.

— А это — куча мусора? Мы на свалке?

Она кивает.

— Чистильщики приносят сюда все — даже мертвых собратьев.

Девочка замечает, что в левой руке у меня книга. Эта книга — мое единственное имущество, именно поэтому я ее сохранил.

— Она моя. — В глазах девочки светится печаль. — Я ее заслужила.

— Правда? — Я подношу книгу к глазам, не желая с ней расставаться, и вижу — то, что я принял за бороздки на последней странице, на самом деле семь групп по семь царапин в каждой.

— Да. Я ее заслужила.

Я медленно кладу книгу в протянутую ладонь.

— Откуда ты?

— He знаю. — Девочка прижимает книгу к груди. На малышке просторная красная куртка и шорты — единственное яркое пятно в этом помещении, заполненном коричневатыми, черными, серыми и грязно-белыми предметами.

— Сколько ты здесь пробыла?

Мне наконец удается протереть глаза и сосредоточить взгляд на самой дальней стене.

— Нужно отвести тебя к воде. Не три глаза, а то в них попадет эта дрянь.

Вода. Меня мучит жажда. Я вспоминаю капли жидкости, падавшей с потолка, — их можно было бы ловить языком.

— Где-то рядом есть вода?

— Возможно.

— Здесь?

— Нет. — Девочка мрачнеет. — Тут просто удобно прятаться.

— Почему ты вытащила меня с холода?

— Мне одиноко, — отвечает она, шмыгая носом. Однако мне кажется, что это не вся правда.

— А что с тем чудовищем, которое тебя схватило?

— Оно попыталось прибрать их, и они его убили.

— Кто?

— Другие — они не похожи на нас с тобой, ну разве что совсем чуть-чуть. Их много разных, и почти все плохие.