Роджер пригляделся к девушке внимательнее, пытаясь угадать, что привело ее к нему. Ведь кто, как не он, пластический хирург, чье мастерство признано многими, обязан разбираться в тонкостях женской внешности.

Итак, с какой же проблемой может к нему обратиться эта девица? На вид ей лет двадцать, что немного странно, потому что к хирургическому исправлению внешности обычно прибегают женщины постарше. А у этой к тому же на первый взгляд все в порядке. Даже более того — всякий назвал бы ее если не красавицей, то уж миленькой наверняка. Не высокая и не низкая, именно такого роста, который больше всего импонирует мужчинам. Фигура стройная, но со всеми положенными изгибами и выпуклостями. Общие очертания силуэта оставляют впечатление изящества. Словом, нормальная девушка из плоти и крови. Непонятно, что навело ее на мысль о визите в клинику пластической хирургии. Разве что какой-нибудь изъян скрывается под одеждой?

— Итак, ваше имя? — вопросительно произнес Роджер.

— Даффи Ричардсон.

Показалось ему или в голосе девушки прозвучал оттенок удивления, словно он, Роджер, должен был знать ее.

Странно.

Слегка нахмурившись, Роджер вновь всмотрелся в лицо пациентки. Возможно, это восходящая звезда кинематографа, о которой он пока ничего не слышал? Или какая-нибудь статистка, сыгравшая два-три крошечных эпизода и возомнившая себя настоящей актрисой?

— Даффи Ричардсон… — медленно повторил он. — Вы актриса?

Ее ресницы изумленно взлетели.

— Не-ет… Почему вы так решили?

Роджер слегка растерялся.

— Ну, вы так назвали свое имя, словно оно обладает известностью, и…

— Я победительница конкурса видеоочерков «Земля, которую люблю».

Роджер удивился еще больше.

— Земля?

— Это может быть что угодно, — поспешно произнесла Даффи. — Просто там была тема родного края, а вообще…

— Понятно, — сказал Роджер, на самом деле не поняв ничего. — Что ж, раздевайтесь и приступим к делу.

Брови Даффи изумленно взлетели.

— Простите?

Может ли быть, что у такой молодой девушки плохо со слухом? — подумал Роджер. А впрочем, всякое встречается.

— Пожалуйста, разденьтесь, — отчетливо произнес он. — Я осмотрю вас.

И без того огромные серые глаза Даффи Ричардсон, казалось, увеличились еще больше, щеки порозовели, губы приоткрылись, но с них не слетело ни слова. Она лишь стояла и смотрела на Роджера.

— Что? — с плохо скрытым раздражением спросил тот. — Пока не осмотрю вас, я не смогу принять решения. Ведь это не шутки, речь идет о важных вещах!

— Да, но я не думала… — Выдавив это, Даффи умолкла, но затем заставила себя продолжить: — То есть прежде я никогда не… — И вновь слова будто засохли на ее языке: машинально обведя взглядом кабинет, она увидела у стены кушетку, а чуть дальше, в углу, гинекологическое кресло.

Вероятно, она пытается сказать, что прежде не бывала на приеме у врача-мужчины, догадался Роджер. Боже правый, неужели еще придется уговаривать ее?

Он терпеть не мог пациенток, стесняющихся своей наготы. Правда, большинство относилось к этому спокойно, воспринимая как своего рода неизбежность или жертву, которой требует красота. Но порой встречались излишне трепетные дамочки, даже в зрелом возрасте изображавшие девическую застенчивость. Вот с ними-то и приходилось труднее всего.

Мысленно чертыхнувшись, Роджер сдержанно заметил:

— Если не желаете, чтобы вас осматривали, то я не настаиваю на продолжении приема.

— Но…

— Без осмотра я не смогу дать окончательный ответ по интересующему вас вопросу. Это обычная процедура, все ее проходят, так что…

Он замолчал, и в кабинете воцарилась тишина. Прикусив губу, Даффи лихорадочно размышляла над тем, как поступить. Выбор был невелик: или подчиниться осмотру, или взять билет на поезд и уехать домой. Вернее, к тетке Рут с ее вечными беспочвенными придирками.

Представив себе, что еще два месяца придется терпеть бесконечное ворчание по каким-то надуманным поводам, причем не имея возможности удирать в библиотеку — потому что ремонт там кончится лишь к осени, — Даффи прикусила губу сильнее.

Но… раздеться перед этим импозантным молодым мужчиной? Пусть даже он и доктор…

Неужели здесь всех принимают на работу подобным образом? — подумала Даффи. Вероятно, и та рыженькая в холле, и находящаяся за дверью ассистентка, а также прочие сотрудники — все прошли подобную процедуру? Возможно, такая практика существует и в других медицинских учреждениях?

Роджер пристально наблюдал за странной пациенткой. Та стояла, словно аршин проглотив, и, казалось, даже не дышала. Потом нервно провела языком по пересохшим губам, и в мозгу Роджера промелькнула мысль, что она пытается преодолеть приступ паники.

Как же она решилась на хирургическое вмешательство?

Не успел Роджер подумать об этом, как Даффи спросила тоненьким и дрожащим от волнения голоском:

— Где здесь… э-э… раздеваются?

— Вон там, за ширмой.

Даффи обернулась и действительно увидела ширму, мимоходом удивившись, как это не заметила ее сразу.

Пока она шла раздеваться, Роджер продолжал рассматривать ее, думая о том, что у него давно уже не было такого интересного случая. Чтобы пациентка настолько боялась даже не самой операции, а простого осмотра? Хм…

В течение нескольких последних лет Роджер только и делал, что рассматривал обнаженных женщин. Разумеется, мужчины тоже приходили к нему с какими-то проблемами, но дам было больше. Он избавлял их от явных и воображаемых дефектов, возвращал стройность, изящество линий, убирал ненужное, прибавлял необходимое, добиваясь лишь одного — совершенства. И понимая, что оно практически недостижимо. Однако пациентки обретали желаемое, чувствовали себя помолодевшими, похорошевшими и поэтому испытывали к Роджу искреннюю благодарность. За ним прочно закрепилась репутация талантливого хирурга. Со временем его стали считать престижным, и тогда к нему пришел настоящий финансовый успех.

С профессиональной точки зрения Роджер был доволен почти всем, особенно результатами своей хирургической практики. Что же касается жизни вообще, тут все оказалось несколько сложнее.

Чем дальше, тем все прохладнее он становился к женщинам. Манерных же просто не переносил. И никогда не заводил романов с пациентками. В этом смысле ему было вполне достаточно одной истории, которая приключилась еще в те времена, когда его, начинающего пластического хирурга, мало кто знал. Жизнь преподала ему хороший урок, а он в свою очередь сделал выводы.

В настоящее время Роджер воспринимал женщин — как бы кощунственно это ни звучало — скорее как некий материал, из которого он, подобно скульптору, делал произведение искусства. Но вовсе не такое, в которое мог бы влюбиться. В этом смысле его ситуация ничем не напоминала некоторые истории древности. С тем же успехом Роджер мог быть автомехаником и чинить поврежденные автомобили. Или реставрировать их. Женская нагота не имела для него того значения, которое придавали ей прочие мужчины. Ведь он смотрел на женщин лишь как на пациенток, не более того. Они сменяли друг друга на его операционном столе день за днем, день за днем… Год за годом…