— Вот видите: удача нас не оставила! Ревель взят! Вы настаивали на том, чтобы перейти к обороне и на этом участке фронта, и если бы не моя твёрдость, мы сегодня не могли бы похвастаться тем, что уже четвёртая столица порабощённых большевиками стран занята доблестными немецкими войсками. Осталось занять Киев и Москву, и война будет выиграна!

Легко сказать «занять», если даже отступив в центр украинской столицы проклятые русские сражаются, словно бешеные. Ещё 3 июля начальник штаба командования люфтваффе генерал-майор Гофман фон Вальдад записал в своём дневнике: «Ожесточённое сопротивление русских, его массовый характер не соответствуют нашим первоначальным представлениям». Эти слова пересекаются с записью в дневнике простого офицера 18-й танковой дивизии: «Несмотря на огромные пройдённые расстояния, у нас нет чувства, которое было во Франции, нет чувства, что мы входим в побеждённую страну. Напротив — здесь только сопротивление, всегда сопротивление, каким бы безнадёжным оно ни было».

Если бы фюрер германской нации мог ознакомиться со статьёй начальника штаба 4-й немецкой армии генерала Гюнтера Блюментрита о Московской битве (сборник «Роковые решения»), которую он написал в ином мире, то с удивлением прочёл бы в ней: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои».

Многие из них там, в будущем, где война начиналась для Германии более удачно, пытались оправдываться за срыв плана «Барбаросса» более совершенным оружием, неожиданно обнаружившимся у Советского Союза. Да что там говорить о фронтовиках, оправдывающихся за поражения в мемуарах, если даже министр пропаганды доктор Йозеф Геббельс уже в августе 41-го признался: «Мы серьёзно недооценили советскую боеспособность, и, главным образом, вооружение советской армии. Мы даже приблизительно не имели представления о том, что имели большевики в своём распоряжении». Интересно, в каком месяце он сделал подобное признание в этом мире? В июле или ещё в июне? Когда аналитики собрали более или менее внятную информацию о тех технических новинках, используемых РККА, или когда через неделю боёв стало ясно, что «лёгкой прогулки» на восток не получится?

А ведь всё было так красиво, с характерной для немцев педантичностью, распланировано: «ди эрстэ колоннэ марширт, ди цвайтэ колоннэ марширт…». И вдруг — «только сопротивление, всегда сопротивление, каким бы безнадёжным оно ни было». Ожесточённое сопротивление с самых первых минут боевых действий, не прекращавшееся ни на минуту. Даже в том же Таллине, где не сохранилось ни одного целого дома, добровольцы, оставшиеся прикрывать отходящих из города товарищей, многие раненые и не способные самостоятельно передвигаться, до последнего отстреливались от ударных групп солдат вермахта, осторожно пробирающихся по развалинам. А потом, чтобы не попасть в плен, взрывали себя и окруживших их врагов последней гранатой.

Генералы, ни один из которых ещё не побывавший в Таллине, могли это легко представить, потому что уже не единожды получали доклады о подобном поведении «большевистских фанатиков», так сильно отличающихся от благоразумных европейцев, с которыми им до 22 июня 1941 года приходилось воевать. Да и выводы о потерях, понесённых при штурме города, продолжавшемся более двух месяцев, они могли сделать. Приблизительно, но могли: никак не меньше четырёх-пяти дивизий только убитыми, ели считать погибших не только непосредственно при штурме города с населением менее 150 тысяч человек, но и в боях на оборонительных рубежах вокруг него.

Да и про четыре советских столицы Гитлер соврал. В отличие от другого мира, Латвия, Литва и Эстония не были отдельными ССР, а имели статус Прибалтийской АССР Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. По сути — область республиканского подчинения. А из столиц союзных республик нацистский флаг со свастикой развевается лишь над Минском, взятом едва ли не на последнем издыхании тяжелейших приграничных сражений.

Но Гитлера несло.

— Что вы мне сегодня утром сказали, Фриц? — резко повернулся он к рейхс-министру вооружения и боеприпасов Тодту. — Вы меня призвали: «Мой фюрер, войну необходимо немедленно прекратить, поскольку она в военном и экономическом отношении нами уже проиграна». И что же? Наши войска в Ревеле! Всего триста километров осталось до Санкт-Петербурга, почти вдвое меньше, чем доблестные германские солдаты уже прошли к этому городу от границы Восточной Пруссии. У большевиков не осталось сил, чтобы противостоять им. Наша разведка докладывала мне, что поступление пополнений в Ревель в последние дни практически прекратилось. Значит, ещё один нажим, ещё один решительный удар, и мы дойдём до столь почитаемого красными второго по численности населения города России. Все, все наши резервы — на преследование бегущих русских! Нельзя останавливаться, необходимо на их плечах ворваться в Санкт-Петербург.

— Но, мой фюрер, наши войска, штурмовавшие Ревель, вымотаны и обескровлены многодневным сражением.

Надо же! Это возражает сам Начальник Верховного командования вермахта, прозванный за угодничество перед Гитлером «Лакейтелем».

— Так в чём дело? Перебросьте на направление удара части с других участков. К примеру, испанскую «Голубую дивизию», прохлаждающуюся под Псковом. Нужно срочно развить достигнутый успех. Как я уже говорил, операция против большевиков имеет смысл только в том случае, если мы разобьём это государство одним ударом. И если вы не справились с наступлением на Москву, пускай этим ударом будет захват Санкт-Петербурга.

— Боюсь, мой фюрер, одной «Голубой дивизии» для этого будет недостаточно. К сожалению, на Восточном фронте мы столкнулись с совершенно необъяснимыми явлениями, позволяющими говорить, что у большевиков появился новый, необыкновенно могущественный в техническом плане союзник.

— Вы имеете в виду Англию, боевая техника которой во всём уступает германской? Или Америку, спрятавшуюся за океаном и, как и в Великую войну, наживающуюся на поставках не самого совершенного оружия? Или вы называете могущественными союзниками такие «великие державы» как Монголия и Тува, поставляющие России мясо и шерсть? — засмеялся фюрер.

— Нет, мой фюрер. Буквально с первых дней войны с фронта поступают сигналы о совершенно необъяснимых трофеях, обломках боевой техники и даже пленных, имеющих иновремённое происхождение. Вначале мы это списывали на недоразумения, военную хитрость большевиков и попытки пленных спасти себе жизнь фантастическими байками. Но этих фактов становилось всё больше и больше, и мы уже не можем от них отмахиваться как от назойливой мухи. Подробнее об этом может доложить начальник Имперской службы безопасности.

Глава РСХА Рейнхард Гейдрих, если бы не было достоверно известно его арийское происхождение, со своими глазами монголоидного разреза вполне мог бы стать моделью для карикатуристов, изображающих «красные азиатские орды, угрожающие Европе». И он говорил то же самое, что Канарису докладывал оберст Шульце. А Гитлер, склонный ко всяческой мистике, слушал его, не перебивая.

— Более подробно, мой фюрер, я могу доложить позже.

— Предоставьте развёрнутый доклад в письменном виде, — спустя несколько секунд размышлений произнёс вождь германской нации и мрачно уставился на Канариса. — А вы, адмирал, как всегда, всё прозевали?

— Никак нет, мой фюрер, — вздёрнул подбородок начальник Абвера. — Почти все доложенные господином Гейдрихом факты нам хорошо известны. Мало того, в нашем распоряжении имеется и другие данные, подтверждающие сделанные Гестапо выводы. Только, в отличие от Гестапо, мы предпочитали более тщательно исследовать факты, начавшие поступать к нам буквально с первых часов вторжения в Россию.

— Так почему об этом до сих пор ничего не известно мне? — взорвался фюрер. — Или вы оба считаете главу германского государства недостойным знакомства со столь важной информацией?

— Никак нет, мой фюрер, — возразил Канарис. — Мы считаем, что вождя германской нации следует знакомить с информацией, достоверность которой не вызывает никаких сомнений, а не со сплетнями и фронтовыми байками. Вам ли, исходя из своего фронтового опыта, не знать, насколько склонны преувеличивать и переиначивать увиденное и услышанное простые солдаты в окопах?

Пожалуй, лишь намёк на участие Гитлера в Великой войне помог избежать дальнейшей истерики. Но теперь всему, «нарытому» Шульце, придётся дать ход.

— Это хоть как-то объясняет ту наглость, с которой русские через нейтралов предупредили нас о крайне жестоком ответе на любую попытку использования нами отравляющих газов, — негромко пробухтел стоящий рядом с Канарисом Риббентроп.

Фрагмент 3

5

Уже перед самым экзаменом миномётчикам снова поменяли технику. Вполне логично: если их распределят по танковым бригадам, движущимся преимущественно на гусеницах, то и тягачи для входящей в её состав артиллерии должны быть гусеничными. Включая