— Ты ж говорил, что с Афона пришел.

— И там был, — не теряя достоинства, кивнул паломник. — Подвизался в исихастском делании.

Покопавшись в бумагах, Облаухов разыскал заявление купца Кораблина, из которого следовало, что означенный господин в монашеском облачении, представляясь отцом Ермогеном, вымогал три рубля в обмен на благословение лавки и обещания безубыточной торговли.

— В противном же случае угрожал заживо отпеть, — окончил он зачитывать показания потерпевшего. — Было?

— Напрасное заушение,[10] — ответил божий человек. — Оный купец меня сам в лавку заманил, потому как по моей праведности благодать и на других преизобильно истекает. Желал, нечестивый, через меня торговые дела свои исправить.

— Благодать? — хихикнув, уточнил Облаухов.

Монашек невозмутимо кивнул.

— Это ж когда на тебя благодать снизошла, Лейкин? — раздался голос околоточного надзирателя Свинцова, который хотел было прошмыгнуть к чайному столу в общей зале, но зацепился взглядом за знакомое лицо. — Наверное, когда со службы за пьянство погнали?

Смиренно-возвышенный вид монаха враз поблек. Он весь как-то обмяк и скукожился.

— Ишь ты, вырядился, — продолжил околоточный, — палку себе нашел.

Иван Данилович кивнул на посох с железным набалдашником в руках задержанного.

— Не понимаю, о чем глаголешь, сын мой… — на всякий случай промямлил мошенник упавшим голосом.

— Пиши, Константин Эдуардович, — обратился Свинцов к полицейскому чину, — бывший писарь конторы от строений Его Императорского Величества домов и садов Лейкин Кузьма Пантелеевич, изгнан со службы вследствие грубой распущенности и бездельничества.

Обличив жулика, специализировавшегося, как выяснилось, главным образом на «изгнании бесов» из приказчиков Сенного рынка, Свинцов прошел в общую залу, где свободные от дел стражи благочиния дули чай у подоконника.

Старший помощник пристава штабс-капитан фон Штайндлер принимал за своим столом генеральшу Сторожеву. Старушка явилась в участок, чтобы отозвать поданную три дня назад, в четверг утром 15-го дня сего месяца, жалобу в связи с пропажей колечка с изумрудом, которое преподнес ей незабвенный супруг незадолго до смерти по случаю юбилея свадьбы. Как выяснилось, колечко нашлось, что не могло не обрадовать старшего помощника пристава, так и не успевшего за прошедшее время начать расследование пропажи. Местоположение драгоценности сообщил сам покойный супруг, с духом которого генеральша имела возможность вступить в контакт на недавнем медиумическом сеансе в салоне мадам Энтеви.

Проходивший мимо стола Ардов на секунду остановился, внезапно ощутив во рту волну тамаринда. Вернувшись в памяти назад на несколько мгновений, он догадался, что кисловатый привкус вызвало прозвучавшее имя медиумической мадам, о которой с таким восторгом только что за обедом отзывалась княгиня Баратова.

— Велел посмотреть за часами на каминной полке, — продолжала между тем генеральша. — А у нас и правда стоят такие, в виде кентавра, золоченые.

— Так… Когда это было? — невесть зачем решил справиться фон Штайндлер.

— Дык на следующий день, как пропало, — с готовностью доложила посетительница. — В пятницу! Тем же вечером велела сдвинуть эту тяжесть, и представьте! — колечко именно там и обнаружилось!

Женщина приложила платочек к влажным глазам. На пальчике блеснул изумруд в изящной оправе.

— Так, стало быть, закрываем дело? — на всякий случай уточнил старший помощник, едва скрывая радость от того, что преступление раскрылось само собой и теперь может быть представлено в отчете как результат исключительного усердия и беспримерного служебного рвения.

Генеральша кивнула:

— Точь-в-точь как предрек дух Александра Федоровича…

Илья Алексеевич двинулся далее, в прозекторскую, где Жарков заканчивал осмотр утреннего трупа, и последнюю фразу генеральши, наверное, уже и не слышал.

— Видите эти пятна? — указал криминалист на руки покойника на секционном столе. Ардов подошел ближе. — Это ожоги. Такие можно получить в ходе химических опытов.

Илья Алексеевич посмотрел на бурые участки через лупу.

— А это, — Жарков протянул книжку с потертой обложкой, — было заправлено сзади за ремень.

На потертой обложке можно было разглядеть название: «Альбрехтъ фонъ Герцееле. Происхожденіе неорганическихъ веществъ».

Ардов полистал.

— Это, кажется, о химии?

— Да, любопытное издание, — отозвался Петр Павлович, не переставая звенеть стеклом в настенном шкафчике, где в плоскодонной колбе хранилась бурая жидкость с острым запахом. — Автор весьма убедительно излагает, как растения могут превращать фосфор в серу, а магний в кальций. Трансмутация, одним словом.

Помимо всяких формул, накорябанных карандашом на полях, Илья Алексеевич обратил внимание на афоризм, записанный, судя по всему, рукой убитого на странице 33.

— «Если не верить в себя самого — нельзя быть гением», — прочел он вслух.

Опрокинув в себя пробирку Вюрца с бурой жидкостью, Жарков на мгновение замер, потом крякнул и обернулся. Его щеки тронул румянец, взгляд сделался маслянистым.

— Что вы сказали? — улыбнулся он нездешней улыбкой.

— Это, кажется, Бальзак? — не обращая внимания на привычные манипуляции с колбами, предположил Ардов и пролистнул еще несколько страниц.

Обнаружилось еще одно высказывание:

— «Неудача — мать гения». Хм, автора не припомню.

Жарков подошел к сыщику и молча уставился в надпись.

— Может, конечно, это совпадение, — наконец медленно и с некоторым удивлением проговорил он, — но эти изречения любил повторять один профессор, который читал нам в гимназии курс по химии.

Жарков наотрез отказался следовать в альма-матер, не заглянув по пути в ресторанчик на Садовой, где в одном из залов была налажена система быстрого самообслуживания. Двигаясь вдоль стойки с умопомрачительным количеством готовых к употреблению яств, Петр Павлович остановил выбор на бутерброде с бужениной, но, подойдя для расплаты к буфетчику за стойкой, не выдержал и выхватил из верхнего ряда уже наполненную рюмку с крепительным напитком. Илья Алексеевич ограничился пирожком с брусникой.

Принятая порция зубровки и общая гастрономическая обстановка всколыхнули в памяти Жаркова обстоятельства первого своего посещения ресторана, которое состоялось как раз по случаю окончания последнего экзамена в гимназии — той самой, куда он взялся сопроводить Ардова.

— Решили всей компанией поехать в ресторан Зоологического сада, — ударился он в воспоминания, погрузившись в коляску и указав извозчику адрес. — Во-первых, это было вроде как за городом, во-вторых, там было варьете, а в-третьих, ресторан там считался недорогим.