– Ты не умрешь, Лиза, – твердо заверила Сара сестру. Лиза питала слабость к мелодраматическим сценам, нельзя было потакать ей в этом. Обычно, если Лизу начинали жалеть, то она принималась проливать слезы.

– Не удивительно, что ты осталась старой девой, Сара! У тебя нет ни капли жалости! – возмутилась Лиза.

Сара внезапно густо покраснела, когда сообразила, что Персиваль может услышать Лизин упрек, ведь надсмотрщик стоит совсем рядом. Но мужчина ни словом, ни жестом не дал понять, что услышал разговор.

Одно дело, когда Сара сама понимает, что в двадцать два года она уже давно перешла рубеж, за которым обязана стать семейной дамой, совсем другое, если Лиза заявляет об этом во всеуслышание. Сара, конечно, не собиралась засиживаться в девках, но считала, что лучше быть старой девой, чем несчастной женой.

Она убедила себя в этом задолго до того, когда Персиваль сделал ей первое предложение. Законы превращают жену в имущество мужа, приравнивая ее к мебели или иной другой собственности. Сара даже содрогнулась от мысли о том, что может оказаться в такой власти у мужа. Пока что она удовлетворена собственным положением и подозревала, что будет очень несчастна в качестве супруги мистера Персиваля.

– Сара, у меня раскалывается голова! – простонала Лиза, отвлекая сестру от печальных размышлений. Сара строго посмотрела на обидчицу, не желая прощать унизительное замечание, сделанное сестрой в присутствии Персиваля. Но тут же она всполошилась, увидев побледневшее лицо Лизы и капельки пота, выступившие у нее на лбу. Не было необходимости убеждать Сару, что юная леди действительно очень утомилась.

Сара быстро подошла к двуколке и взяла Лизу за руку. Как она и предполагала, ладони были липкими от пота и холодными.

– Я чувствую себя отвратительно, Сара, – проговорила Лиза.

– Да, милая, правда, – сочувственно подтвердила Сара, она жалела девушку искренне. Лизе нельзя больше оставаться на солнце, но поблизости не было никакого укрытия. Надо что-то предпринять и беспокоиться о Лизе, как Сара убеждалась уже не раз, придется, конечно, ей. Она тяжело вздохнула.

– Я схожу за папой, Лиза, и все объясню ему, мы сможем сразу же уехать. Ты почувствуешь себя лучше, как только мы удалимся от пристани.

– Сара, поторопись, пожалуйста.

– Мисс Сара, вам нельзя туда!

Лиза и Персиваль выкрикнули одновременно. Лиза – измученным, полным страдания голосом, Персиваль – осуждающим тоном.

Лиза замолчала, а Персиваль продолжал наставлять Сару:

– И думать об этом забудьте. Вам нельзя подниматься на борт корабля, где находятся каторжники. Это место не для леди!

Сара глубоко вздохнула, отвернулась от Лизы и спокойно посмотрела в глаза Персивалю. Она снова начала раздражаться. Какой ужасный, ужасный день выдался сегодня. Сколько неприятностей пришлось пережить с утра, сколько еще она сможет вынести, не разъярившись по-настоящему. Впрочем, она редко теряла над собой контроль. Живя столько лет рядом с Лизой и Лидией, поневоле научишься держать себя в руках.

– Я все прекрасно понимаю, мистер Персиваль. Но другого выхода не вижу. Вы предлагаете просто сидеть и ждать, когда Лиза потеряет сознание от жары? А это обязательно случится, не сомневайтесь. Я уже видела, как она падает в обморок.

– Но, мисс Лиза.

– Я иду за отцом, мистер Персиваль. Не стоит больше вам утруждаться напрасно и обсуждать, что прилично, а что – неприлично.

Несмотря на то, что Сара была настроена довольно решительно, мужчина не собирался сдаваться.

– Если вы позволите, я сам схожу за мистером Маркхэмом.

– А мне придется присматривать за каторжниками, верно? – Сара недовольно посмотрела на него и покачала головой.

– Я пойду. Лиза, слышишь, я быстро вернусь. И прошу, ради Бога, надень шляпу.

Лиза вновь застонала и закрыла глаза. Она даже не прикоснулась к шляпе. Сара зажмурилась и мысленно обратилась к Господу, не понимая, почему Лиза сделала таким невыносимым и без того тяжелый день. А потом проворно двинулась к трапу «Септимуса».

Сидящие на подводе каторжники молча наблюдали за ней. Одни – с любопытством, другие – бесстрастно, третьи – с чувством, которого Сара предпочла не заметить. Ей без особого труда удалось пройти мимо них. Она решила, что они промолчали только благодаря ее невыразительной внешности. Вполне вероятно, что они не сделали ей никаких замечаний потому, что слишком устали и удручены тяжелой дорогой. Сара жалела этих людей, несмотря на то, что они были преступниками. Они осуждены на нечеловеческую работу в тяжелейших условиях без перерывов под пристальным надзором надсмотрщиков с плетками и ружьями в руках. И нещадное австралийское солнце немилосердно жжет их непокрытые головы. Очнувшись от этих мыслей, Сара мысленно выбранила себя, представив, как был бы рассержен отец, если бы прочел зародившиеся в ее голове вольнодумные идеи. В Мельбурне, как и во всей Австралии, люди делились на две категории: одни ратовали за свободу, считая, что осужденные и их потомки такие же члены общества Австралии, как и все остальные, значит, достойны соответствующего отношения. Другие утверждали, что бывшие и настоящие заключенные, а также их отпрыски – люди низшего порядка, к ним нельзя относиться так же, как к свободным гражданам.

К первым, по очевидным причинам, относились большей частью каторжники, бывшие заключенные и дети таковых. Вследствие этого они испытывали затруднения, когда хотели, чтобы общественность услышала их горячие призывы к равенству. Но Эдвард Маркхэм, как большинство крупных землевладельцев, относился к людям второй категории. Саре с детства внушали, что осужденные являются существами низшей расы.

«Септимус» был пришвартован недалеко от того места, где они обнаружили Персиваля. Он, как и многие другие корабли, перевозящие каторжников, бороздил океан между Англией и Австралией, и был похож на дырявую лохань, которую может опрокинуть любая приличная волна. Обшивка корпуса слишком долго подвергалась воздействию сырости и непогоды, она стала мрачной, серой. Если когда-то кисть и краска касались ее, то от этого не осталось ни малейшего свидетельства. Середина палубы просела, как хребет старой лошади. Мрачное впечатление дополняли голые мачты и повисший парус. Поднимаясь вверх по шаткому трапу, Сара взглянула на открывшуюся перед ней панораму залива. Около полудюжины кораблей замерли в заливе на якорях, их черные, голые мачты упирались в безоблачное лазурное небо. Еще один корабль с безвольно поникшими парусами буксировала в доки порта флотилия гребных шлюпок. Сам залив выглядел прекрасно. Лучи солнца бриллиантами сверкали на поверхности самого светлого моря. Вода переливалась, словно в глубине сверкали изумруды, сапфиры, а местами она была почти пурпурной.

Сара замерла, наслаждаясь очаровательным зрелищем, но внезапно сообразила, что хотя она находится на сходнях одна, на палубе «Септимуса» суетятся люди. Прищурившись от солнца и ярких бликов на воде, она старалась не замечать нарастающей в висках боли, и попыталась разобраться в происходящем. На палубе собралась целая толпа, люди глухо роптали. Внимание мужчин было приковано к чему-то, но обнаженные, потные, мускулистые спины мешали ей рассмотреть, что там делается. Сара заколебалась, может быть, стоит вернуться на пристань, и в относительной безопасности дождаться возвращения отца. Но вдруг она представила возможную реакцию Лизы и решила довести начатое до конца. Ей очень не хотелось находиться в опасной близости к толпе мужчин, но это все же спокойнее, чем очередная истерика Лизы. Собравшись с духом, Сара двинулась по качающимся сходням. Приблизившись, она услышала отрывистые хриплые звуки, раздающиеся через равные промежутки времени. Они как бы главенствовали над другими шумами дока – тихим шуршанием волн, легкими хлопками парусов, разговорами. Сара нахмурилась, шагнула на палубу «Септимуса», попытавшись определить природу этих звуков. Что происходит там, в центре сгрудившейся толпы? Что заставило мужчин собраться здесь и мрачно, но внимательно следить за происходящим? Она услышала едва уловимый свист, которого не слышала издалека, вслед за ним что-то резко скрипнуло, а потом явственно раздался сдавленный стон. Стонал человек. Сара распахнула глаза и замерла в ужасе. Она медленно двинулась вперед, цепенея от охватившего ее страха, и приблизилась к дальнему борту, туда, где толпа не была такой плотной. Никто не обратил внимания на ее появление, Сара была этому несказанно рада. Внимание присутствующих было сосредоточено на том, что происходило в центре палубы. Звуки слышались теперь совершенно отчетливо, заставляя ее вздрагивать от ужасного предчувствия. Потом снова раздавались стоны. Сара теперь уже не сомневалась, так мог стонать только человек, страдающий от нестерпимой боли.