litbaza книги онлайнДетективыИнкогнито грешницы, или Небесное правосудие - Марина Крамер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 61
Перейти на страницу:

– Что-то случилось?

Хохол молчал, собираясь с мыслями. Он еще не решил, как именно преподнесет тестю информацию об изменениях, произошедших в Марининой внешности. Но тянуть было уже некуда. Женька вздохнул.

– Виктор Иванович, дело в том… в общем… даже не знаю, как вы отнесетесь, только, пожалуйста, не волнуйтесь, ничего страшного…

– Женя! Не юли.

– В общем, Маринка лицо перекроила так, что от нее прежней вообще мало что осталось, – бухнул Хохол, чувствуя себя прыгуном в воду, которого заставили сигануть в пустой бассейн.

Тесть молчал, переваривая информацию. По его лицу пробежала тень, глаза наполнились влагой, которую Виктор Иванович неловко смахнул рукавом серой домашней кофты.

– Зачем? – вывернул он с трудом.

«А поди, сам спроси!» – рвалось у Женьки с языка, но он сдержался.

– Ну… захотела. Вы же знаете, что ее не переубедишь.

– Знаю. Но не понимаю – к чему, зачем ей эти сложности? Что с ней было не так?

– Это ее бабские штучки, – буркнул Хохол. – Я просто вас хотел предупредить, чтобы шока не было. Ее вон Грег не узнал, даже не подошел. Не знаю, что говорить, как объяснять…

Виктор Иванович тяжело вздохнул, и по выражению его лица Женька заключил: помощи не последует – тесть понятия не имел, как помочь ему в вопросе с Грегом.

– Что… с твоими руками? – словно только очнувшись, обратил внимание на его повязки Виктор Иванович, и Хохол тоже перевел глаза на перемотанные бинтами кисти.

– Это… а-а-а, так… Кислотой облился из аккумулятора.

Примерно это же он сказал Марине в аэропорту, не желая выдавать истинной причины – нелепой, почти детской попытки свести татуировки, много лет заставлявшие его в Англии прятать руки в перчатках в любое время года. Ожоги оказались глубокими, рубцы – безобразными, а левая кисть плохо слушалась и почти не разгибалась.

– Кислотой? – упорствовал тесть, и Женька кивнул.

– Помогал Машке аккумулятор поменять.

Машку, подругу Марины еще с незапамятных времен, Виктор Иванович знал. Однако что делал Женька, объявленный в розыск, в Сибири, где она жила? Взгляд тестя стал недоверчивым, и Хохол тоже вдруг понял, что слегка прокололся.

– Виктор Иванович, дела были… и с Маринкой повздорили крупно из-за этой ее операции… словом, не копайте глубже, а? – попросил он. – Врать не хочу, а правды сказать тоже пока не могу.

Старый журналист вздохнул. Дочь и зять вели такой образ жизни, при котором лучше действительно не задавать лишних вопросов.

– Что мне с пацаном делать, Виктор Иванович? – перевел разговор в более безопасное русло Женька, в самом деле обеспокоенный реакцией Грегори на новый облик матери. – Маринка с ума сходит, да что уж теперь… Раньше думать надо было. Но как Грегу объяснить?

– С Грегом я разберусь сама! – раздался в дверях голос Марины, и Хохол резко обернулся.

Она стояла, вцепившись пальцами в косяки, и ее чужое теперь лицо выглядело почти отталкивающим. Виктор Иванович охнул, прикрыв рукой рот, но сумел совладать с собой, приблизился к дочери и обнял ее. Марина так и не сдвинулась с места, и только побелевшие костяшки пальцев выдавали ее напряжение.

– Папа, если тебя что-то не устраивает в моей внешности, то придется смириться – по-другому уже никогда не будет, – сухо бросила она. – То, что я делаю с собой, касается только меня. И тебе придется принять это – или не принять, как хочешь. Но оправдываться я не буду.

– Да я же не прошу тебя оправдываться, – виновато проговорил отец, отстраняясь от нее. – Просто ты могла бы хоть иногда считаться и с нашими чувствами тоже – с Жениными вот, с моими… наконец, у тебя есть сын, который еще недостаточно взросл, чтобы понимать и принимать…

– Я же сказала – с Грегом я все решу сама! – отрезала Коваль и, развернувшись, ушла на второй этаж.

Виктор Иванович остался стоять у двери, чуть ссутулив прямые плечи и опустив голову. Хохол вздохнул – поведение жены иной раз ставило его в тупик. Марина вроде бы и любила отца, которого обрела уже во взрослом возрасте, вроде бы простила ему то, что провела детство так, как провела, – с пьющей матерью, а не в благополучной семье успешного журналиста. Но порой позволяла себе вот такой тон в разговоре, такие резкие слова и категоричные суждения, безапелляционные фразы и холод во взгляде, и от этого Виктор Иванович ощутимо терялся, сникал и старался как будто сделаться даже меньше ростом и не попадаться дочери на глаза. Хохол же в такие моменты чувствовал себя не в своей тарелке – возражать Марине он не мог, понимая, что у той есть некое право винить отца в каких-то своих детских обидах, но и позволять ей вести себя подобным образом тоже не хотел. Это несоответствие заставляло его злиться; Женька старался уйти в подвал, где был оборудован небольшой спортивный зал, и там долго колотил голыми руками макивару, чтобы сбросить злость и напряжение.

Сейчас он решил иначе.

– Пойду послушаю, о чем говорят, – пояснил тестю, поднимаясь со стула и направляясь следом за Коваль наверх.

Поднявшись на цыпочках по лестнице, Женька подошел к закрытой двери в комнату Грегори и осторожно прижался ухом. В комнате ничего не происходило, но чуткий Хохол слышал, как тяжело дышит Марина, привалившаяся спиной к двери с той стороны. Наконец она заговорила своим чуть хрипловатым голосом:

– Егор, сынок… я все тебе объясню, только повернись ко мне, пожалуйста. Я не могу разговаривать с твоей спиной.

Мальчик не ответил. Хохол старался пореже дышать, боялся обнаружить себя – не хотел, чтобы Марина разозлилась и обвинила его во вмешательстве в ее разговоры с сыном.

– Егор. Ты уже взрослый, ты должен меня понять, – говорила меж тем Коваль, и Женька понял: Грегори все-таки повернулся к ней лицом – иначе она не стала бы разговаривать. – Я уже не так молода, как раньше. Мне очень хочется, чтобы папа по-прежнему восхищался мной…

– Мой папа давно умер! – четко выговорил Грегори, и у Хохла мурашки побежали по спине. – Он не может видеть тебя!

– Егор! – чуть повысила голос Марина. – Мы сто раз обсуждали это. Твой отец – Женя, он воспитал тебя, вырастил. И ты должен проявлять уважение к нему. Он не сделал тебе ничего плохого, никогда ничего – ведь так?

– Он делал плохо тебе, – упрямо сказал мальчик.

– Это тебя не касается! Если уж на то пошло – то я сама была виновата. Но я люблю его, и он любит меня. И я хочу, чтобы так оставалось и дальше, ведь папа – самый родной человек и для меня, и для тебя тоже. И я хочу нравиться ему, понимаешь? Когда ты вырастешь, у тебя тоже будет жена, и ей тоже будет хотеться, чтобы ты смотрел всегда только на нее…

– И ради этого ты испортила себе лицо? – Хохол услышал в голосе Грегори сдерживаемые слезы, и сердце его сжалось от сочувствия – мальчику очень хотелось плакать, но он не мог позволить себе слез при матери. Она всегда говорила – мужики не рыдают, как девчонки.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 61
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?