занимался в начале 60-х годов. В 1861 году он был назначен мировым посредником четвертого участка Крапивенского уезда Тульской губернии. В обязанности посредников входил разбор спорных дел между помещицкими и «освобожденными» крестьянами. О большом значении, которое придавалось деятельности мировых посредников, говорит уже тот факт, что они персонально назначались непосредственно губернаторами, а их отзыв производился по решению Сената.

«Крестьянский вопрос» во всех его многочисленных аспектах, включая правовой, уже тогда глубоко волновал Толстого, и он с большой охотой, увлеченностью взялся за новое дело. В одном из писем он сообщает, что «посреднический хомут» наряду с хозяйственным, школьным, журнальным он «намерен тянуть, насколько хватит жизни и силы».

В целом институт посредников при всех претензиях его учредителей на беспристрастность и объективность, при его показном стремлении к «социальной гармонии» преследовал вполне определенную классовую цель - всемерно содействовать защите имущественных и прочих интересов помещиков. Добиться этого было нетрудно, так как посредники подбирались из числа власть имущих, а большинство крестьян были неграмотны, забиты, не осведомлены в правовых вопросах, имели самое смутное представление о «благах», пожалованных им царским манифестом, отменявшим крепостничество.

Мировой посредник Толстой, несмотря на графский титул, повел дело так, что крапивенские помещики с первых же его шагов забеспокоились, усмотрев в них угрозу своим правам и преимуществам. В спорных делах земледельцев с крестьянами Толстой при малейших к тому юридических основаниях, а иногда и без них, просто по велению совести, неизменно вставал на сторону бывших крепостных. Об этом свидетельствует такой, например, эпизод из его посреднической практики. Помещик Михаловский направил нескольких крестьян пахать его землю под пар. Крестьяне выпустили своих лошадей пастись на заливных лугах помещика, считая, что в этом нет ничего предосудительного, поскольку они работают не на себя, а на него. Михаловский обратился к Толстому с жалобой, требуя взыскать с работников восемьдесят рублей серебром за потраву четырех десятин лугов. Мировой посредник вначале попытался склонить управляющего имением к тому, чтобы тот простил крестьянам нарушение. Когда из этого ничего не получилось, Толстой уехал с места происшествия, не объявив никакого решения по существу спора. После поступления вторичной жалобы помещика Толстой снова выехал в имение Михаловского и в соответствии с установленной процедурой пригласил из соседнего села трех «добросовестных», то есть не заинтересованных в исходе дела лиц для определения размеров потравы и суммы убытков. По мнению «добросовестных», оказалось потравлено не четыре, а три десятины, общая же сумма ущерба составила всего тридцать рублей. Мировой посредник не согласился и с этой цифрой, полагая, что ущерб от потравы составляет не более пяти рублей с десятины. Таким образом, помещику вместо восьмидесяти рублей причиталось в порядке возмещения убытков всего лишь пятнадцать рублей.

В других случаях Толстой, исполняя обязанности мирового посредника, выносил решения о взыскании ущерба с помещиков в пользу крестьян, предписывал отпускать незаконно удерживаемых в услужении бывших дворовых и т. д.

Уже через месяц после того, как Толстой приступил к посредничеству между крестьянами и дворянами, он записывает в дневнике, что оно «поссорило меня со всеми помещиками окончательно».

Раздраженность помещиков действиями Толстого вскоре перешла в открытое возмущение. Они обжаловали решения мирового посредника, всячески угрожали ему, требовали его отставки. В письмах, которые посылались в губернское управление и другие инстанции, сообщалось, что Толстой «мерами своими производит волнения», «не признает никакой законности», «поселяет в крестьянах уверенность в поощрении всяких отступлений с их стороны от требований закона» и т. п.

Несмотря на это, Толстой в посреднической деятельности продолжал проводить прежнюю линию, отстаивая, насколько было возможно, интересы крестьян. И только после того, как сам он решил, что главное им сделано, в том числе открыто более двух десятков школ для крестьянских детей, он подал просьбу об отставке, которая была удовлетворена.

Интересно отметить, что власти долго еще помнили о деятельности Толстого в качестве мирового посредника. В полицейском досье на «строптивого графа», заведенном почти через сорок лет - в 1898 году, она оценивалась следующим образом: «При эмансипации 61-го года граф Толстой был мировым посредником и… всегда держал сторону крестьян в ущерб помещикам, чем вызвал неудовольствие как владельцев, так и мирового института».

Сам же Толстой в 1901 году вспоминал: «Счастливые периоды моей жизни были только те, когда я всю жизнь отдавал на служение людям: школа (педагогическая деятельность писателя. - А. А.), посредничество…»

Много раз Толстой выступал правозащитником обездоленных, угнетенных, несправедливо осужденных вне связи с какими-либо возложенными на него конкретными «формальными» обязанностями. Вскоре после кончины писателя один из судебных деятелей сообщил, что у него сохранилось более шестидесяти писем и записок Толстого, в которых он просил об оказании юридической помощи различным лицам. Толстой хлопотал за «первомартовцев», поднявших руку на царя; за крестьянку-вдову, которую притесняет сосед; за мещанина, не знающего, как ему доказать свои права на наследство; за писателя, обвинявшегося в написании слишком смелой статьи; за студентов, возмущавшихся полицейскими порядками в университете; за «отступников от веры», которых преследовало правительство, и многих, многих других людей.

Специального упоминания заслуживает тот факт, что в окружении Толстого, среди его родственников, знакомых, постоянных собеседников было немало профессиональных правоведов. А. Ф. Кони, занимавший ко времени знакомства с писателем высокий пост обер-прокурора уголовного Кассационного департамента, председатель Московского окружного суда Н. В. Давыдов, товарищ прокурора в Туле С. А. Лопухин, известный московский адвокат В. А. Маклаков, товарищ прокурора, мировой судья В. М. Лопатин, председатель гражданской Новочеркасской Палаты И. В. Денисенко, военные юристы Б. А. Лазаревский и А. В. Жиркевич, известный судебный деятель сенатор А. М. Кузьминский, правоведы в княжеском достоинстве Д. А. и А. Д. Оболенские… К этому можно добавить, что юристами по образованию были и такие «сотоварищи» Толстого по «цеху искусства», как В. В. Стасов, П. И. Чайковский, В. Д. Поленов, Л. Н. Андреев. С ними он не раз встречался, состоял в переписке. Таков далеко не полный список правоведов, с которыми свела судьба Толстого. Некоторые из них были Дружны с ним на протяжении не одного десятилетия, пользовались его глубоким уважением, сердечным расположением и неизменным доверием. С ними Толстой подолгу беседовал, обсуждая самые различные вопросы, среди которых много места занимали, конечно, юридические темы: различные нововведения в законодательстве, труды ученых-юристов, модные правовые теории, юридическая практика в ее многообразных проявлениях, постановка тюремного дела и т. д. Более того, такие известные судебные деятели, как А. Ф. Кони, Н. В. Давыдов, непосредственно приняли участие в творческих делах писателя. Так, «Воскресение» сам Толстой называл «коневской повестью». Именно А. Ф. Кони поведал писателю о случае из своей прокурорской практики, который стал фактической основой сюжета романа. Выслушав историю Розалии