Тихо звякнув – не громче, чем стекляшка, упавшая на ковер, – стальной шмель прошил оба бокала, рассыпая осколки хрусталя и разбрызгивая во все стороны шампанское.

– Чио, на пол!

Пуля ударила в стальную подпорку навеса над террасой, согнувшуюся, как сломанное, вывернутое в сторону колено.

– Ложись, Чио, ложись!..

Чарли и старик припали к полу. Вертолет, качнувшись, унесся на огромной скорости.

– Боже мой, Чарли!

Чарли помог старику подняться из лужи шампанского. Воздух снова стал колючим и разреженным. Внизу раздавались гудки подъезжающих лимузинов. Страх вернулся. Чарли отряхнул костюм Чио от пролитого шампанского и проводил к прибывающим гостям.

Следом за трагедией – фарс. Они с Чио рядом стояли у лестницы, пожимая руки, кивая и улыбаясь, хлопая прибывших по плечу, изображая родственную любовь.

Что могут прочитать в его душе эти невежды? Он казался себе чайкой, разгуливающей по берегу среди гниющей рыбы, поклевывающей зловонные куски. В семье его считают гением? Какая чепуха! Глупец, сумевший внушить окружающим, что его удачи заслужены. Очковтиратель. Стервятник, хлопающий крыльями под звуки серебряных труб.

Впервые в жизни необходимость прикасаться к людям вызывала у него физическую тошноту. Его передергивало от стыда, он жадно хватал воздух. Этот одуряющий запах охотящихся голодных чаек! До чего омерзительно находиться здесь рядом с этими убийцами, этими грабителями, этими... кровными родичами.

Новый залп гудков внизу – прибыло еще несколько машин. С ослепительной фальшивой улыбкой Чарли распорядился усилить охрану внизу. Ход событий очевиден, не так ли? Его собственный дядюшка прислал ему предупреждение, и бедняге Пино пришлось умереть в подтверждение этого. А в полдень кто-то прислал предупреждение самому дядюшке. Так ли уж важно, кто? Чарли трясло.

Иногда в Нью-Йорке сирены вообще не умолкали. Вдалеке над Нью-Джерси огромный клуб грозовых облаков набирал высоту и плотность. Чарли передернулся и не смог удержать дрожь. Похоже, на восток с огромной скоростью надвигалась гроза. За считанные секунды тучи поглотили солнце – так же деловито, как кто-то едва не лишил жизни Чарли.

Это был не лимузин, а обычное, хорошо потрепанное нью-йоркское такси. Банни Ричардс остановила его у секции внутренних рейсов аэропорта Ла-Гардиа, куда прибывали самолеты из Бостона.

Никки Рефлет нес обе сумки – и ее, и свою. Банни и Никки познакомились в прошлом году и стали любовниками, но пока держали это в тайне. До сегодняшнего дня. Где-нибудь по дороге между Ла-Гардиа и Ричланд-Тауэр им обоим придется переодеться.

Хотя Никки был очень высоким для евразийца, больше шести футов, Банни, унаследовавшая рост отца и элегантно удлиненное телосложение матери. Мисси, не дотягивала до него всего лишь на дюйм. Самой высокой в ее семье была ее сестра, Уинфилд, перемахнувшая за шесть футов.

– Водитель, – с французским акцентом произнес Никки, – поверните к себе зеркало обзора, нам нужна приватность.

Никки получил образование в Англии, поэтому его речь, кроме французских согласных, была насыщена еще и английскими гласными.

– Как прикажете, – буркнул шофер.

Никки быстро разделся до плавок и сменил теннисные высокие носки на светло-серые шелковые, больше подходящие к кожаным, похожим на балетные, туфлям. Банни, как всегда, не могла глаз отвести от его тела. По ее мнению, он выглядел, как истинный француз.

Собственно, в свои восемнадцать лет Банни успела повидать не так много других обнаженных французов. Правда, она познакомилась с матерью Никки, Николь, у которой была такая же нежная, цвета слоновой кости кожа, такие же изящно-угловатые плечи и длинные, точеные руки и ноги.

Об отце Никки наверняка азиате, на что указывали тяжеловатые складки в углах его черных-черных глаз, они никогда не говорили. Даже в третьем лице. Возможно, Никки – незаконнорожденный. Но одно было совершенно очевидно для Банни: отец Никки неправдоподобно богат.

Выскользнув из дорожной одежды, Банни соблазнительно откинулась на потрескавшееся кожаное сиденье. Присутствие Никки придавало каждому движению эротический оттенок. Банни поласкала свою правую грудь.

– Поиграем в лошадку, м-м?

Твердо решив пробудить в нем те же чувства, которые бурлили в ней, Банни картинно разлеглась на сиденье, запустив, будто мастурбируя, одну руку в трусики.

– Не мешай, – пробормотал Никки, сражаясь со своими брюками.

От него исходил запах дорогого мыла. Банни знала, что от нее пахнет сексом – с прошлой ночи и сегодняшнего утра. И решила доставить этот аромат неприкосновенным на свадебный прием. Как полностью отвечающий сути брачной церемонии.

Мимо с воем пронеслась полицейская машина. Банни посмотрела в окно на стремительный поток вдоль лонг-айлендской скоростной автострады. И поймала взгляд водителя грузовика – высокая кабина позволяла ему наслаждаться полным обзором происходящего в такси. Подмигнув Банни, он картинно застонал и облизал губы, к ее огромному удовольствию.

Банни перекатилась на бок и, ухватившись за брюки своего спутника, стащила их до колен вместе с трусами.

– Бан, ради Бога!..

– Это просто показательное выступление для водителя грузовика. Они все – голубые.

Ухмыляясь, Никки откинулся на спинку сиденья.

– Ты собираешься вести себя прилично? Нас не пропустят через Мидтаунский туннель.

– Еще как пропустят, – неожиданно вступил в разговор шофер такси. – Я скажу им, что вы нудисты.

– Он мой жеребчик, – промурлыкала Банни.

Таксист уверенно повторил:

– Мой совет – говорите, что вы нудисты.

* * *

«Ричланд-секьюритиз» предоставляла своему первому вице-президенту, Фаррингтону Ансбаху Рейду, лимузин «даймлер». Энди не был ни одним из Ричардсов, ни Риччи, но его присутствие на свадьбе считалось обязательным, хотя бы в качестве эскорта для отставной жены его босса, Мисси, и старшей дочери Уинфилд.

Устроившись на откидном сиденье, лицом назад по ходу машины, Энди одарил обеих женщин лучезарной улыбкой, соединявшей в себе тепло истинного товарищества, аристократическую утонченность и рекламу стоматологического искусства. Эта улыбка говорила: мы с вами – одно целое, даже, возможно, дантист у нас общий.

– Вы как сестры, – сказал он Мисси.

Прискорбная неправдоподобность этого замечания могла бы пройти незамеченной, но Уинфилд, с ответной улыбкой, сухо заметила:

– Вероятно, я – старшая.

В любом деловом начинании всегда можно выделить две стороны: настоящую и фальшивую. В особенности это относится к области инвестиций, коммерческих банков и операций с капиталом. Именно здесь «Ричланд-секьюритиз» выступила как часть «Ричланд-холдингз». Человеку, располагающему соответствующими связями, вроде Энди Рейда, ничего не стоит найти себе должность с громким названием в подобной фирме. И не важно, что Энди Рейд и в лучшие свои дни не способен был правильно составить передаточную подпись на векселе. У него другие достоинства. Люди его круга предпочитают иметь дело друг с другом, а не с ослепительными чужаками вроде Чарли Ричардса, который, несмотря на свой образцовый англосаксонский, протестантский имидж, принадлежал к семье, играющей важную роль в национальной организованной преступности.