Киёмори с такой силой стиснул борт, что деревянная обшивка жалобно заскрипела.

— Я все сделаю, о великая. Только прикажи.

— Твое рвение похвально, Киёмори-сан. Очень скоро ты получишь от нас известие. Не могу дождаться дня, когда увижу свое новое святилище. А до той счастливой поры прощай!

Красный парус вздулся под напором невидимого ветра. Драконий челн с тремя дамами поплыл прочь и растворился в густом тумане.

Киёмори повернулся к дружине:

— Вы видели то же, что и я? Не почудилось ли мне? Гребцы, опешив, смотрели на него.

— Воистину, господин, нам явилась сама Бэндзайтэн! Она даже прекраснее, чем на картинах! Нашему роду несказанно повезло, господин! Добиться ее покровительства, не говоря уже о помощи Царя-Дракона, — великое счастье!

Волшебный туман растаял быстрее, чем свежий снег весной, и глазам снова предстало открытое море. На юго-востоке показался священный остров Миядзима. Паруса ладьи наполнил попутный ветерок.

— Так съедим пожалованный нам дар — белую рыбу, — сказал Киёмори, — и предадимся мечтам о больших переменах. А потом мы направимся к святилищам Миядзимы и воздадим почести ками, что благословили нас этим видением.

Когда ладья Киёмори наконец причалила к маленькой пристани на острове Миядзима, уже вечерело. Пиратов в тот день они не встретили, чему были даже рады: Киёмори так смутило пророчество Бэндзайтэн, что он с трудом соображал.

На крутой тропинке, ведущей к пристани, показались трое жрецов синто в белых одеяниях и высоких черных шапочках. При виде дозорной ладьи, полной воинов, на их лицах отразились недоумение и тревога.

— Мир вам, святые люди! — прокричал Киёмори, спрыгивая на отмель и шагая к каменистому берегу. — Я — Тайра-но Киёмори, младший военачальник дворцовой стражи. Нынче утром сама Бэндзайтэн послала мне видение, и сюда, на ее священный остров, я явился принести пожертвование и помолиться. Она повелела мне выстроить здесь большой храм в ее честь, и я желал бы осмотреть место, где буду его закладывать.

Жрецы изумленно взглянули на него и низко, до земли, поклонились.

— Если так, Миядзима и наши святилища в вашем распоряжении, Киёмори-сан. Весть о ваших подвигах долетела даже до сих скромных берегов. Просим лишь не тревожить здесь ни камней, ни живых тварей, пока вы здесь, и не оставаться на ночлег, поскольку даже мы живем на большой земле и возвращаемся туда каждый вечер. Ночью остров принадлежит богам, и ни одному смертному не должно нарушать его покоя.

— Будь по-вашему, — сказал Киёмори, склоняя голову. — Ждите, я скоро приду, — наказал он дружине. — Я должен пройтись и немного подумать.

Воины тревожно перешептывались. Уже смеркалось, и редкий моряк отважился бы плыть домой в ночную пору — Внутреннее море изобиловало подводными камнями и островками. Однако Киёмори знал своих людей. Сноровки им было не занимать, и они повиновались ему беспрекословно.

Трое жрецов сели в свою лодчонку и отплыли с прощальными возгласами. Киёмори взобрался по косогору к святилищам дочерей Царя-Дракона. В последний раз он был здесь ребенком, когда семья приезжала на паломничество, и сейчас смотрел вокруг уже другим взглядом.

Молельни с тростниковыми крышами настолько сливались с окружающим лесом, что Киёмори не сразу заметил их между деревьями. Всюду были видны признаки заботливого ухода — тропинки содержались в чистоте, кровли своевременно чинились, — но в целом постройки оставляли впечатление глубокой древности и убожества.

Киёмори не стал совершать ритуал омовения рук и заходить внутрь.

— Немудрено, что Бэндзайтэн попросила о новом святилище, — пробормотал он себе под нос. — Она явно заслуживает лучшего.

Киёмори снова спустился на берег и прошелся вдоль кромки воды. Ручные олени, пасущиеся в прибрежных зарослях, склоняли перед ним головы. Долго он брел, раздумывая, какое святилище будет здесь уместнее всего, какой вид должен открываться с подворья, дабы пробудить в будущих паломниках благоговение перед божеством. Однако среди этих мыслей нет-нет да пробивались честолюбивые грезы о том, как он станет канцлером и как распорядится властью.

Киёмори брел, пока небо над головой не окрасилось предзакатным багрянцем — цветом паруса Бэндзайтэн. Зеркало моря, подернутое легкой рябью, представилось ему в этот миг бранным полем с тысячей алых стягов, реющих на подводном ветру.

Чуть поодаль из воды вырастали брусья ворот-торий[11], перетянутые гигантским витым канатом толщиной в мужскую талию. И дерево, и пенька, судя но виду, давно отслужили свое. Киёмори представил себе, что возвел бы на их месте: мощные тории кипарисового дерева, увенчанные двойной перекладиной с изящным прогибом и покрытые алым лаком в китайском стиле. И само святилище он построил бы здесь, у берега, а не на скале, сокрытым от глаз. Молельни тоже были бы из кипариса наподобие дворца Царя-Дракона — по крайней мере как его описывали редкие смельчаки, которым посчастливилось побывать в подводном царстве и вернуться живыми.

Когда Киёмори собрался продолжить путь, его внимание привлек странный бесформенный предмет у самой кромки воды, где волны едва касались камней. «Должно быть, ком водорослей, — подумал он, — или топляк, или обломок погибшего корабля». Приблизившись, Киёмори понял свою ошибку, ибо то, что он принял за выброшенный морем хлам, оказалось лежащей ничком женщиной. Он подбежал и сел рядом на корточки, не смея прикоснуться. На женщине было изысканное платье фрейлины, ухоженные волосы блестели.

— Госпожа, вы живы? Вы меня слышите?

Женщина открыла глаза и улыбнулась. Ее зубы были зачернены ягодным соком по дворцовой моде, брови выщипаны, а лицо — добела напудрено. Она села, но не стала прикрывать лицо рукавом, как было принято среди придворных жеманниц.

— Это ты, Киёмори-сан. Я ждала тебя.

— Ждала… меня? Кто ты? Как здесь очутилась? Упала за борт?

Незнакомка рассмеялась:

— Нет, конечно. Я здесь по настоянию отца, Царя-Дракона. Ты мог бы звать меня Сиси, если бы это не было созвучно смерти. Нет, зови меня Токико. Моих сводных-сестер ты уже видел. Одна из них — Бэндзайтэн, с ней вы беседовали сегодня утром. Здесь, на нашем священном острове, все твои помыслы нам открыты. Отец доволен тем, что ты избрал путь союзничества. Он послал меня сюда, чтобы я стала твоей первой женой, направляла и помогала в делах.

Киёмори разинул рот: более изящной девушки ему встречать не доводилось.

— Если так, повелитель Рюдзин одарил меня много щедрее, чем я заслуживаю.

Он протянул ей руки и помог подняться — в многослойном тяжелом кимоно это было непросто. Его поразило, что она совершенно не вымокла.