Эдуард засмеялся — таким гордым был голос матери — и повернулся ко мне.

— Действительно, мимо тебя разве что слепой проедет! — согласился он.

Я хотела что-то ответить, но тут история повторилась: наши глаза встретились, и я опять утратила дар речи. Я просто молча смотрела на Эдуарда, а он — на меня, пока моя мать не подала ему бокал.

— Доброго здоровья, ваша милость, — почти прошептала она.

Король встряхнул головой, точно очнувшись.

— А твой отец дома, миледи? — осведомился он.

— Сэр Ричард отправился повидаться с нашими соседями, — пояснила я. — Мы ждем его к обеду.

Мать, взяв со стола чистый бокал, долго разглядывала его на свет, потом недовольно поцокала языком, словно обнаружив на стекле какой-то недостаток, быстро извинилась и вышла из зала. Мы с королем остались вдвоем. Солнечные лучи потоком вливались в большое окно над парадным столом; весь дом был объят тишиной — казалось, все в нем, затаив дыхание, прислушиваются к тому, что происходит между мной и Эдуардом.

Король обошел стол и опустился на место, которое обычно занимает хозяин дома. Он жестом указал мне на стул рядом с ним.

— Прошу тебя, отдохни.

Я уселась по правую руку от Эдуарда, точно его королева, и позволила ему налить мне бокал легкого эля.

— Я непременно разберусь в твоих земельных претензиях, — пообещал король. — Но неужели ты так хочешь иметь собственный дом? Разве плохо тебе с матерью и отцом? Неужели ты здесь несчастлива?

— Родители очень добры ко мне, — признала я. — Но я привыкла сама вести хозяйство, всем распоряжаться и управлять собственными владениями. Кроме того, у моих сыновей не будет никакого наследства, если я не сумею вернуть те земли, которые достались мне по праву от их отца. Я должна защитить своих мальчиков!

— Да, времена были и впрямь тяжелые, — вздохнул король. — Если я смогу удержаться на троне, то непременно позабочусь о том, чтобы закон о землепользовании приняли по всей Англии от одного побережья до другого, и тогда твои дети вырастут без страха перед будущим и неизбежными войнами.

Я молча ему поклонилась.

— Так значит, вы хранили верность королю Генриху? — уточнил Эдуард. — Все вы, и ты в том числе, являлись сторонниками дома Ланкастеров?

Что ж, невозможно было отрицать историю нашей семьи. Я прекрасно знала, что в Кале имела место жесточайшая ссора между этим молодым человеком, который тогда был всего лишь одним из юных отпрысков семейства Йорков, и моим отцом, который являлся одним из знатнейших ланкастерских лордов. Моя мать была первой дамой при дворе Маргариты Анжуйской, и, наверное, в те времена она десятки раз встречалась с этим красивым юношей и даже опекала его. Кто же мог тогда предположить, что мир перевернется вверх дном, что дочь барона Риверса будет вынуждена униженно просить этого юношу, ставшего королем, вернуть ей право на ее же собственные земли?

— Да, — подтвердила я, — мои родители действительно занимали довольно высокое положение при дворе короля Генриха, но теперь все мы, и они и я, безоговорочно приняли новую власть.

Эдуард улыбнулся.

— И это весьма разумно с вашей стороны, ведь я победил! Ладно, можешь считать, что я принял твою клятву верности.

Я не выдержала и хихикнула. Улыбка его мгновенно потеплела.

— Слава богу, все это скоро кончится, — заметил Эдуард. — Ведь у Генриха есть лишь несколько замков в Северной Англии, где, как известно, закон не писан. Он может, конечно, попытаться сколотить банду из тамошних головорезов — так, скорее всего, и поступил бы на его месте любой изгой, — но создать пристойную армию и повести ее за собой Генриху не под силу. Да и королева Маргарита не может без конца воевать с собственным народом, поставляя на территорию Англии вражеских наемников. Разумеется, те, кто сейчас сражается на моей стороне, будут вознаграждены, но и мои противники поймут: одержав победу, я проявил справедливость. Я постараюсь править действительно справедливо, причем править всей страной, в том числе и северными областями, вплоть до границ с Шотландией, несмотря на выстроенные северянами крепости.

— Значит, теперь вы отправитесь на север? — спросила я, немного отпив из своего бокала.

Я сразу заметила некий привкус в лучшем эле своей матери и поняла, что мать — почти наверняка! — добавила в напиток несколько капель любовного зелья или какого-то волшебного средства, вызывающего чувственное томление. Впрочем, мне-то явно ничего не требовалось: я и так уже едва дышала от страсти.

— Нам нужен мир, — между тем продолжал король. — Мир с Францией, мир с шотландцами. Родственникам следует жить душа в душу и не ссориться друг с другом. Генрих должен признать свое поражение, а его жена — прекратить поставлять на нашу территорию французские войска, чтобы с их помощью биться с англичанами. С раздробленностью надо покончить! Нельзя без конца делить население страны на йоркистов и ланкастерцев: все мы должны стать просто англичанами, единой нацией. Ничто не способно сильнее ослабить государство, чем внутренние раздоры, когда одна часть народа борется с другой его частью. Такие войны не только разрушают семьи, они каждый день понемногу убивают всех нас. Этим распрям необходимо положить конец, что я и намерен сделать! Надеюсь, уже в этом году.

Услышав слова короля, я вновь испытала тот тошнотворный страх, который жители Англии испытывали на протяжении последних десяти месяцев.

— Значит, будет еще одно сражение?

Король улыбнулся.

— Будет, но я постараюсь, чтобы оно случилось как можно дальше от дверей твоего дома, моя госпожа. Однако сражения не миновать, и оно должно произойти как можно скорее. Герцог Сомерсет получил мое прощение, я принял его в круг своих друзей, после чего он в очередной раз сбежал к Генриху. Такая же сума переметная, как и все ланкастерцы! И такой же ненадежный партнер, как все Бофоры.[4]Да и семейство Перси[5]вновь поднимает против меня весь север. Они ненавидят Невиллов, тогда как Невиллы — мои надежнейшие союзники. Ситуация словно в танце: танцоры застыли на своих местах, но вскоре им предстоит очередная фигура и обмен партнерами. Нет, битва неизбежна, и они ее непременно получат.

— И сюда придет армия королевы?

Хотя моя мать, безусловно, любила королеву Маргариту и была первой дамой у нее при дворе, приходилось признать, что на тот момент армия Маргариты являла собой силу абсолютного террора. Ее войско состояло из наемников, которые плевать хотели на Англию: из французов, нас ненавидящих; из дикарей с далекого севера, которые мечтали всласть помародерствовать на наших плодородных полях и в процветающих городах. Однажды, например, Маргарита привела армию шотландцев, условившись, что платой им будет все то, что они сумеют награбить. С тем же успехом она могла бы нанять армию волков!