– А мы постучимся. Может, откроют.

Гуров и его спутники подошли к небольшой двери, через которую на представление попадали зрители, и он громко постучал. Но, как и предсказывала защитница животных, реакции не последовало. Попытку пришлось повторить несколько раз, прежде чем из-за двери послышалось шарканье и недовольный старческий голос:

– Да иду уже, иду! Чего ломитесь с утра пораньше?

Через минуту дверь приоткрылась, и из-за нее показался небольшого роста дедок в черной вязаной шапке и телогрейке.

– Ну, чего надо? – неприязненно взглянув на стоявшую возле входа компанию, проговорил он. – Позже приходите, представление в десять.

– А мы не на представление, – разворачивая корочки, ответил Лев, – мы по другому вопросу.

– По какому? – Дедок встревоженно переводил взгляд с Гурова на фотографию в документах и обратно, явно не зная, как поступить.

– По личному. Поговорить нужно кое с кем из ваших артистов.

– Поговорить? С кем? – тянул время дедок.

– Например, с дрессировщиком тигров. Шутов, кажется? – поворачиваясь к Галине, уточнил полковник.

– Да! Шутов! Шутов Геннадий, – бойко вступила она. – Звезда их… обколотая.

– Малахольную эту не пущу, – категорически заявил дедок, сердито взглянув на девушку. – Вы можете проходить, а эта… нет. Она уже всех тут достала. Сама ты обколотая, – добавил он непосредственно в адрес Галины.

Гуров попытался «договориться», но дедок был непреклонен. Видимо, неутомимая защитница животных «достала» циркачей не на шутку. После непродолжительных препирательств Льву и Лене разрешено было пройти внутрь, а девушку оставили на свежем воздухе ждать результатов «проверки».

– Ты там ворон не считай, – напутствовала она журналиста. – Смотри в оба!

Прямо от двери вел узкий коридор, образованный уходящими ввысь рядами кресел. Пройдя его, Гуров через невысокий бордюр шагнул на арену. На ее противоположной стороне виднелась бархатная кулиса, из-за которой на манеж выходили артисты, и он, пройдя по радиусу цирковой круг, решительно отодвинул тяжелую портьеру. Верный Леня двигался след в след.

– А вы по какому вопросу? – семеня за ними, приставал дедок. – Сейчас из артистов-то и нет никого. Почти. Еще даже репетировать не начинали. Только животных выгуливают. Слышите, рычит? Это Фимка, медведь. И начальства тоже никого нет, как назло. Дрыхнут до сих пор. А вы по какому вопросу?

– Я же сказал, по личному, – ответил Гуров. – Где этот Шутов ваш, дрессировщик? Могу я с ним поговорить?

– Геннадий Викторович? Да тут где-то. Может, в вольере с Антохой. Это Антоха медведя сейчас выгуливает. Да чего ж это он ревет-то так?

Действительно, звериный рык, едва слышный возле арены, по мере того как Гуров и его сопровождающие проходили внутренние помещения, становился все громче. Медведь не просто рычал, а причитал «с выражением», и в голосе его было столько тоски и печали, словно это безутешная мать плачет над могилой единственного сына.

– Чего у них там? – беспокойно говорил дедок, прибавив шагу и, казалось, даже позабыв о неприятных гостях. – Случилось чего, что ли?

Гурову эта звериная песнь тоже показалась странной, и, невольно вспомнив опасения Галины, он подумал, что, возможно, они не так уж безосновательны. Понимая, что их провожатый лучше знает дорогу к вольерам, он замедлил шаг, пропустив вперед озабоченного деда.

Умело лавируя между деревянными ящиками, клетками и сундуками, которыми сплошь был уставлен и без того тесный проход, дедок вскоре вывел их в еще один небольшой коридорчик, выходящий на задний двор цирка. Быстро преодолев короткое расстояние до занавешенного брезентом выхода, он отвел в сторону эту своеобразную дверь и замер на месте. Казалось, вместе со способностью двигаться дед потерял и дар речи, и Гуров поспешил подойти поближе, чтобы узнать, что же вызвало такую реакцию.

В центре небольшого, огороженного сеткой пространства, где выгуливали животных, лежал человек. Горло его представляло собой одну сплошную кровавую рану. Рядом на задних лапах сидел медведь в наморднике и ошейнике с коротким поводком, валявшимся сейчас на земле. «Рыдая» в голос, медведь то и дело проводил лапой по истерзанной плоти, длинными когтями еще больше терзая ее и разрывая остатки сухожилий.

Над этой скорбной парой возвышался третий – богатырского роста и сложения мужчина с угольно-черными волосами и роскошными бакенбардами. Над верхней губой мужчины красовались не менее роскошные длинные усы, которые в данный момент уныло свисали вниз, как бы подчеркивая общий трагизм ситуации.

– Фимка… Фимка, ты чего это? – наконец обрел дар речи дедок. – Ты сдурел, что ли? Фимка…

Но медведь не реагировал на свое имя, продолжая «плакать» и теребить окровавленное горло лежащего навзничь человека. Шерсть на лапе пропиталась кровью, и казалось, что она – часть плоти, вырванной из этого горла.

– Фимка… – снова ошалело повторил дедок. – Геннадий Викторович, как же так?

– А вот так вот, дядя Федя, – трагически произнес чернявый усач. – Вот оно как… Видишь? – Он сокрушенно развел руками, и по щеке его скатилась слеза.

Деликатно обойдя все еще стоявшего в проходе деда, Гуров вошел в вольер.

Медведь тут же сменил скорбные интонации на агрессивные и, встав на четыре лапы, бросился в его сторону.

– Фимка, Фимка, ты чего! – закричал усач, бросаясь наперерез. – А ну, сидеть! Сидеть!

Он успел схватиться за поводок, волочившийся по земле, и резко дернул его на себя. Медведь, остановленный на полпути, снова взвыл, теперь уже, как показалось Гурову, от досады.

– Это кто? Это что такое? – сердито говорил между тем усач. – Дядя Федя! Почему в вольере посторонние?

Расстроенный дядя Федя недоуменно взглянул на Гурова, будто силясь припомнить, что это за человек и как он здесь оказался, потом произнес:

– А это… Это из полиции. Московский чин. На ревизию к нам приехал.

– Что?! Что значит из полиции? Кто разрешил? Кто пустил? Дядя Федя, ты… Ты охренел?! Последние мозги пропил?!

– А что я мог? – все еще не в силах выйти из транса и оторвать взгляд от тела, распростертого на земле, ответил дедок. – Он же мент. То бишь полицейский.

– Дядя Федя прав, – вступил в разговор Гуров. – Я не просто мент, я – оперуполномоченный по особо важным делам, и препятствовать мне в расследовании этих дел не рекомендую. А вы, если не ошибаюсь, знаменитый дрессировщик тигров, Геннадий Шутов?

– Я? Ну, то есть… да. Я – Шутов. А какое, собственно… Что вы собрались здесь расследовать?

– Угадайте с трех раз, – усмехнулся Лев, кивнув на труп.

– Ах, это… Но вы… вы что, заранее знали, что медведь порвет нашего сотрудника? Я сам обнаружил это только минуту назад. Это просто невозможно. Невозможно в принципе. Заранее вы не могли знать. Зачем вы пришли сюда?! – Почти выкрикнул Шутов.