Утро лазутчик встретил в гостеприимной пещерке гнома, бережно упакованный в собственный плащ. Рот пленнику Рртых затыкать не стал. Просто предупредил – мол, кое-кого тут уже подловили, а если нас услышат, тоже не пожалеют. Человек оказался понятливым. И нудным.

– Совести у тебя нет! – заныл он едким шепотом. – Говорят, вы камни грызете и тем сыты. А я нормальной еды хочу, понимаешь? Развяжи, ну куда я денусь!

– Куда я денусь, вот что важнее, – буркнул гном. – Может, они тоже тебя развязали. А ты магов свистнул.

– Уже свистнул бы, если б знал, как, – зло пообещал тот.

– Логично. А вдруг ты сам колдуешь? Руками помашешь, и засну я, дурак дураком.

– А так умный сидишь, – надулся пленник. – После пяти наших посольств, порванных в лоскуты, сюда никого ценнее пьяни подзаборной не отсылают.

– Так ты еще и выпиваешь лишнее, в такие-то годы? – презрительно скривился гном. – Лентяй?

– Потомственный, – огрызнулся парень. – Я стременной сотника горного егерского дозора. И его же сын, кстати. Так что придержи язык. Эх и врезал бы я тебе… ничего, наши подойдут, сквитаюсь.

– Раньше надо было стараться, – беззлобно посоветовал гном, прищурился насмешливо. – Слушай, стременной, а где ваша сотня и та лошадь, у которой ты состоишь при стремени? Я этих зверюг отродясь не видывал, окромя как по делу, ради заказа с ножнами. Но стремена часто ковал, так что знаю. Должна быть лошадь. Здоровенная.

– В конюшне она, – скис мстительный пленник. – Это ты точно подметил. Никто меня не посылал в дозор. Только через два дня сюда наши снова придут. Вот я и подумал, надо бы глянуть заранее, что и как. Засаду себе приглядеть.

Гном ненадолго задумался. Интересное дело – и там потери, и здесь недосчет. Кто ж всем гадит? И крепко гадит, умело.

Стременной терпеливо ждал, пока гномьи мысли выстроятся в цепочку решения. Знал – переупрямить подгорников нельзя, но убедить некоторых, давая настоящие факты, можно. Рртых глянул на пленника с растущим интересом. Егерь ему не враг, отродясь такого не случалось, и теперь, спасибо Труженику, не произошло. Вполне симпатичный парень. Загорелый, люди Ронига вообще в большинстве – кожей медные. Правда, это очень светлая медь, не то, что в Бильсе, степном южном краю. Волос у егеря курчавый и темно-коричневый. Глаза довольно крупные, озорные, переливчато-серые. Хороший цвет. Когда зол – сталь, а как к девкам выберется, в нижние селения, так, пожалуй, чистый шелк.

Егерь тоже рассматривал гнома с интересом. Собственно, такого огромного подгорника он видел впервые. Отец говорил, что торговые гномы самые мелкие, и что торговля по меркам жителей Гхросса – ремесло неудачников. А настоящие гномы работают руками, они руду рубят, сталь куют и бою обучаются. Они куда выше торговцев и мощнее. Но чтобы настолько? Даже не стыдно, что в плен попал – такому поди возрази. Небось ему и гномихи не возражают. Даже по меркам людей очень симпатичный гном. Волос рыжий, в красное золото, глаза синие, острые, с хитрым прищуром. Кожа светлая, но не бледная. Видно – и наверху он не первый раз, и возле горна стоял часто. Толковый гном, настоящий. И, кажется, уже что-то решил для себя.

– У нас тоже три посольства пропало, если не больше. Так что можешь моей пещеркой пользоваться, – великодушно разрешил гном. – Я сам здесь тайком от своих. Но учти. Сидеть тихо, будить, если что нехорошее начнется, – честно. И как еще один-единственный раз скажешь, что я могу сытым быть, камни глодая, убью. Это не особенно приличная шутка, тем более – теперь. С едой у нас уже полгода туго, как с вами не ладим.

– А у нас в зиму было холодно, – пожаловался стременной, выбираясь из плена плаща. – Сестренка кашляла, до сих пор ей худо. Уголь-то ваш в домах очень нужен, как не стало его, подвоз дров не успели наладить. Степь внизу, топить нечем. А зима была лютая. Кстати, звать меня Энтор. А если длинно – виконт…

– Не надо длинно, знаю вашу нудность, – взмолился гном, торопливо соображая, как некстати было бы именовать себя полным титулом. – Рртых. Это мое имя.

– Очень приятно, – кивнул стременной, развязывая свой мешок. – Козий сыр. Это мой завтрак. Присоединяйся.

– Славно, – кивнул гном. – А то, будь неладна кривая кирка, почти все припасы мои ухнули в такую гнусную щель, что и не достать. Ух я злостью изошел: серые дикие крысы пируют, а сам я – хоть подыхай.

Завтрак примирил лазутчиков. Сытость вообще настраивает на благодушный и спокойный лад. Без особых подначек они распределили дежурства. Гном оставил себе ночь, а человек – день, это устраивало обоих. И давало надежду, что неизвестные похитители и губители посольств не останутся незамеченными. Энтор уселся дежурить, активно одобрив систему маскировки гномьего логова и честно признав, что сам бы так не смог обустроить лаз. Рртых кивнул благосклонно, принимая похвалу – и рухнул в темный глухой сон.

Разбудил его юноша незадолго до заката, усердно зажимая рот сложенным втрое плащом. Гном нервно поправил свои заплетенные в тройные короткие косицы усы, ощупал ленточку-завязку на бороде. Вроде, пока убивать не за что, прическа цела. Наспех устроил на носу очки и подобрался к пологу вплотную, недовольно щурясь на излишне яркий свет. Впрочем, сегодня с погодой везло. Дым верхней кузни тянулся через весь свод Озер и застил свет с отменным усердием.

В лощине копошились двое.

Едва различив их, Рртых задохнулся и плотнее вжался в камни. Рядом, бледнее мела, замер Энтор. Гномы не уважают магию и самих магов побаиваются. Люди опасаются гномьих знахарей, которых зовут шаманами бездны. Те и другие стараются не упоминать ведимов. Правда, люди их переиначили в ведьменей, а гномы – во вддыхров. Но и тех и других к ночи не поминают. От таких и днем отбиться – большая удача.

А уж в сумерках, когда они в полной силе…

И без упоминания, незваные, на площадке, где оставил последние следы гномий отряд, усердно копались два ведима. Средних лет, жирноватые, не особенно рослые, в балахонах невнятно-серого тона. С неизбежными для их расы черными волосами и глазами, в глубокой тьме которых не различить зрачка. В руках – черные посохи из обугленной мертвой древесины. Из-под коротких рукавов видны локти. И черные узоры татуировки – до самых пальцев.

Гном скосил взгляд на напарника. Тот на миг прикрыл веки. Оба никогда прежде не видели Черных, но описания знали крепко и согласились без слов: нет и малого повода к сомнениям, рядом, в полусотне саженей – они, полулюди, демоново семя. И творят они черное злое колдовство, против которого бессильны любые маги и шаманы. Чертят знаки на щебне, деловито перебрасываются короткими фразами на невнятном, чужом, шипящем наречии. Время от времени вслушиваются в тишину и осматривают горы. Опытные и осторожные, место знают, – отметил гном. Вон как точно и уверенно шарят взглядами по тропам, не упуская и малых, и тайных. А безопасные сплошные скалы пропускают при быстром повороте головы.

Работа Черных затянулась до полуночи. Лежать без движения оказалось с отвычки от ратных уроков мучительно трудно, но и шевелиться столь близко от настороженного врага – невозможно.