— Держитесь! — и темная фигура прыгнула с высоты.

Опять дождь, думал Леон, и что в этом году творится с погодой? Впрочем, как там у Ронсара про Шенонсо:

“И ночь, и день под рощи сень торопятся стада, И пыль клубится, облачком взлетая, А в небесах там гимном птичьи стаи звенят, Поживает наш край, что сумрачен всегда”.

Видно, в те времена погодка здесь тоже особенно никого не баловала, только тогда никто не зависел от доходов со стад туристов. Хотя их-то как раз меньше всего смущает погода, хуже, что затягивается реконструкция. Впрочем, для меня лучше, никто не торопит с экспозицией, можно с головой уйти в работу. Только она меня и спасает.

Он окинул взглядом свое хозяйство: ткани, швейные машинки, манекены. Какое счастье, что здесь нужны его знания и мастерство. Никто не хочет заниматься историческим костюмом, вернее все хотят, только вот сидеть в библиотеках и в архивах, кропотливо выискивая чертежи и приемы шитья, — охотников мало. Даже для исторических фильмов студийные корифеи изобретают совершенно невероятные и уж совсем неправдоподобные одеяния. Казалось бы, Франция — колыбель портновского искусства, а все на потребу. Вместо того чтобы бережно тонкой иголочкой восстановить шитье на пурпуэне — они и слова-то такого не знают! — наваляют всякую дрянь на машинке — и клеем, клеем… А уж восковые фигуры так нарядят, что просто срамота. Его же, Леона, знания и мастерство ценятся только коллекционерами, но именно они его как раз больше всего и не любят, ведь его невозможно провести, выдав новодел даже из старинной ткани за сорочку Марии Антуанетты. Но здесь, в Шенонсо, его друзья, потому они и пригласили Леона нарядить полсотни восковых дам и сеньоров, чтобы оживить замковую галерею и перенести посетителя в атмосферу ренессансных шествий и празднеств. Тоже, конечно, на потребу, но за свою работу не придется стыдиться, потакая якобы авангардным вкусам современного мира “высокого портновства”. Нет, гораздо честнее погрузиться в историю и не дать умереть искусству безымянных кутюрье прошлых веков…

Умереть… Опять это слово, как он ни старается не думать о нем, он же убежал от него, убежал от всех, кто может ему о нем напомнить. Леон выпил еще вина и опять вспомнил жену. Какая нелепая смерть, гнусная и безжалостная, и никто не в состоянии повернуть время вспять, сделать так, чтобы Клодин опоздала на тот самолет… Нет же, он сам отвез ее в аэропорт и даже не дождался конца посадки — так спешил на переговоры, чтобы потом пораньше встретиться с этой дылдой Жаннет и провести ночь в ее похотливо-фальшивых объятиях. Ну и что? Его эскизы не понравились как слишком дорогостоящие и трудоемкие. Говорят, потом взяли какие-то кожаные прикиды родственника продюсера, а тогда, после безуспешных переговоров явившись к Жаннет на полтора часа раньше условленного, Леон застал ее верхом на белобрысом сопляке с кожаной плеткой в руках. Это, видите ли, тренер, обучающий ее неизвестным позам камасутры. И теперь Жаннет не дает Леону проходу, пытаясь женить его на себе. Да что там говорить! Не одна эта смазливая шлюшка-секретарша, но даже такие дорогие невесты, как Маргарита Дюпон и красавица Анна дю Плесси, расставляют сети и направляют на него свои чары. А его маленькой умной жены, друга и помощницы, которая любила его самого, а не деньги и имя, больше нет. И не будет никогда. В лучшем случае, она превратилась в русалку…

Леон горько усмехнулся и налил еще вина. Выпив, он снова посмотрел в окно, и ему показалось, что по стене галереи-моста движется какая-то фигура. Он закрыл глаза, потряс головой — спьяну, что ли, померещилось? Нет, женская фигурка двигалась дальше и вдруг, закачавшись, сорвалась вниз. Леон услышал возглас отчаяния и, не помня себя, бросился к мосту.

— Держитесь! — крикнул он, наивно мечтая, что эта женщина вдруг каким-то чудом окажется его ожившей женой.

В первую минуту, словно не желая расставаться с добычей, река обожгла его холодом и течение понесло в совсем другую сторону. На мгновение он даже растерялся, но, сделав пару уверенных взмахов, быстро нагнал барахтающуюся фигурку, протянул ей руку и на долю секунды встретился с взглядом испуганных, расширенных глаз. Женщина попыталась поймать его руку, но вдруг скрылась под водой. Леон нырнул и успел ухватить ее за волосы. Ей же больно, почему-то подумал он, но в следующий миг уже вынырнул вместе с ней и, обхватив за плечи, потащил к берегу.

Наконец он водрузил свою ношу на ступени возле башни Маркеса, выбрался на берег и только тут осознал, что женщина не дышит. Только без паники, сказал себе Леон, она просто наглоталась воды.

У него не укладывалось в сознании, что несколько минут назад она смотрела на него, тянула к нему руку, а сейчас лежит бездыханная, и если он не сможет заставить ее дышать, то…

Я закашлялась, и у меня изо рта почему-то вытекло много воды. Я открыла глаза и увидела склоненное надо мной незнакомое мужское лицо.

— Вам лучше? — В голосе мужчины слышалось участие.

Я лежала на спине возле какой-то стены, сверху сыпал мелкий дождь, и в его каплях весь окружающий полутемный и неясный мир сверкал и переливался.

— Мне очень холодно, — прошептала я, стуча зубами.

— Это хорошо, это значит, что вы живы. — Незнакомец поднял меня на руки и понес куда-то, осторожно ступая. Он был таким же мокрым, как и я.

— Вам удобно? — тихо спросил он, почти касаясь губами моего уха.

— Да… — Я невольно прижалась к нему, закрыла глаза и подумала, что согласилась бы еще раз свалиться в реку, лишь бы он нес меня на своих сильных руках.

— Сейчас мы придем ко мне, у меня в мастерской разожжен камин, я подогрею для вас вина, уложу под одеяло. — Он говорил со мной, как с ребенком.

И действительно, войдя в замок и миновав несколько помещений странной формы, мы оказались в мастерской портного — совершенно неожиданно рабочем помещении внутри изысканного замка. Ткани, платья, манекены, жарко горевший камин и разобранная постель напротив… Все нечеткое, расплывчатое, словно в тумане или во сне, поэтому я наконец-то сообразила, что потеряла в реке очки.

— Вы портной? — Мой вопрос прозвучал явно глупо.

— Пожалуй, что так. — Он сразу повеселел. — Вам нужно снять с себя мокрое, и ныряйте сразу в постель, — посоветовал он, опуская меня на ноги возле камина. — А я пока согрею вам вина. И вы мне расскажете, кто вы и как оказались в Шере?

Я растерялась. Да, конечно, он спас мне жизнь, но нужно ли ему рассказывать про завещание, какое ему дело до этого? Однако неожиданно для себя дерзко заявила:

— Я — хозяйка этого замка, Катрин…

— Сама Екатерина Медичи! Не может быть! — Леон умел ценить юмор и находчивое словцо и очень обрадовался остроумию своей спасенной гостьи. — Какая честь для вашего верного вассала маркиза де Коссе-Бриссак и Ла Тремуй, ваше королевское величество! Я-то по недомыслию посмел принять ваше величество за нимфу или за наяду этих священных вод.