— Маленькие дети почему маленькие? — говорит меж тем дед Диадох. — Потому что они ничего толком не умеют и всему еще учатся. А если бы они делали все правильно, то и нужды учиться у них не было бы, можно было бы сразу взрослыми становиться.

— Понял-понял, — радуется Кузька, — надо делать все в точности так, как делают взрослые!

— Правильно понял, — кивает головой Диадох, пряча в бороде улыбку.

— Спасибо, дедушка, — низко кланяется Кузька. Знает он, что взрослые за добрый совет всегда благодарят и кланяются, вот и старается.

— А только вы мне присоветуйте, как сделать так, чтобы все правильно, по-взрослому было! Вот как вы делаете, чтобы в лесу порядок был?

— Главное в моем деле — это свобода, — ответил леший, — в моем хозяйстве, в лесу, всем вольготно должно быть. И ветерку непокорному, и животным разным, и эху-насмешнику. Понял?

— Понял, — неуверенно говорит Кузька, — в моем хозяйстве, в доме значит, всем вольготно должно быть. И ветру, и животным всяким, и эху-насмешнику.

Так просто, оказывается, взрослым стать! Как же он сам не догадался!

По дороге домой Лешик и Кузька все-таки немного поиграли. А чего не поиграть, если еще можно? Правда, домовенок все время повторял про себя слова старого лешего «ветерок, животные всякие, эхо», чтобы не забыть.

Грустно прощался с ним маленький леший на опушке.

— Теперь у тебя другие друзья будут, взрослые? — спрашивает он Кузьку.

— Ага, — важничает Кузька, — скоро меня взрослые домовые для советов вызывать будут.

— А со мной тебе водиться совсем нельзя будет? — тихо говорит Лешик.

— Как это нельзя? Как нельзя? — возмущается домовенок. — Бабушка Настасья и с внучками, и со мной водится, и никто ее за это не ругает. Так что мне с тобой тоже дружить можно будет. И с тобой, и с шишигой Юлькой, и с Лидочкой.

— Это хорошо, — веселеет его друг и долго стоит на опушке, провожая взглядом бегущего к дому домовенка.

Начать взрослеть Кузька решил с утра. Все взрослые важные дела обычно с утра начинают, а он должен делать все так, как делают взрослые. Утром дождался домовенок, когда бабушка Настасья с Анюткой ушли на речку лен мять, вызвал на крыльцо Лидочку, шишигу Юльку и командует:

— Будете мне помогать. А то самому мне и за десять веков не управиться. Что там дедушка леший говорил? Сделать так, чтобы для всех вольготно было. Сначала — ветру. А ветру в нашем доме никакого простору нет. Плохо, можно сказать, живется ветру в нашем доме. Так что давайте я все окна и двери открою, Лидочка занавески с окон снимет, чтобы ветру летать не мешали, Юлька ветер со двора в дом вениками загонит. Приготовились: начали!

И закипела работа! Кузька окна-двери раскрывает да камушками их припирает, чтоб не закрывались, Лидочка занавески с петелек снимает, цветы на пол составляет. Шишига Юлька бегает и другими шишигами командует:

— Шибче, шибче машите! Нам маленьких ветерков в доме не надо! Нам бурю надо!

Машут вениками шишиги, запыхались, даже языки на плечо от усердия свесили. Получилось загнать маленький ураганчик. Шныряет по углам ураганчик, заставляет пылинки плясать. Вольготно ураганчику в доме — никто его не выгоняет, никто двери-окна не закрывает.

— Ветру свободу устроили, теперь животным будем устраивать, — вытирает Кузька пот со лба. — Лидочка, выпускай коровку, курочек и поросенка. А то сидят в своих коровниках, курятниках, поросятниках, воли не видят, а я из-за них должен маленьким оставаться!

Лидочка и рада. Ей тоже всегда жалко коровку было — что хорошего у нее в коровнике? Ни дорожек тканых на полу, ни окошек с цветами, ни росписи на печке, ни самой печки. Пусть уж немножко в доме поживет, порадуется.

Только Буренка сама не захотела своего счастья понимать.

Куры — и те поняли. Они вообще давно в доме жить мечтали — там и крошек под столом полно, и ястребы цыплят не сцапают.

А вот Буренка — не мечтала. Кузька с Лидочкой ее и на веревочке вели, и сзади толкали — ни в какую.

— Буреночка, миленькая, иди жить на свободу! — чуть не плачет Кузька. — Мне очень надо.

— Не пойду-у-у-у! — мычит корова. — Там травы мало, только цветочки какие-то невкусные в горшках. Мне их и на полдник не хватит!

— А откуда ты знаешь, что они невкусные? — домовенок даже забыл, что ему расстраиваться надо.

— Я один однажды с окошка ску-у-ушала, — признается Буренка, — мне даже бабушка Настасья прутиком погрозила.

— Ну, однажды скушала, значит, и еще раз съешь, не отравишься, — рассудил Кузька. Уперся он ладошками в коровью ногу и давай толкать ее в дом!

— Шлушай, Кузенька, — шепчет ему на ухо шишига, — это уже не швобода, это уже что-то другое получаетшя. Шкажи точно, что тебе шта-рый Диадох говорил?

— Говорил, что всем животным должно вольготно быть. С кем хотят — с тем и дерутся. Что желают — то и кушают. Где хотят — там и живут… А ведь и точно! Опять я что-то перепутал. Иди, Буренка, в свой коровник или в чисто поле.

Отпустил он корову, а Лидочка расстроилась. Уж очень хотелось ей Буренку домоткаными ковриками и нарисованными цветами на печке удивить! А Кузька меж тем продолжает порядок наводить. Осталось совсем немного — свободу для эха устроить. Только кто знает, что этому насмешнику нужно? Еще никому не удавалось с ним по душам поговорить, о его желаниях узнать. Вредное оно, эхо, очень дразниться любит, вот никто с ним и не дружит.

— Лидочка, — командует Кузька, — тащи быстрее сюда Анюткину книжку. Там на каждую букву слова есть.

Мала еще Лидочка, читать не умеет. Да и не страшно это — Кузька уже давно азбуку освоил: и вслух читать умеет, и даже про себя немножко.

— Что тут у нас на «Э»? — протянул Кузька со знанием дела. — Э-ква-тор.

— Ой, шишиги родные, — завопила вдруг Юлька, будто на пчелу села, — обманули-запутали! Хотел Кузенька во взрошлого превратитьшя, а на шамом деле в лягушку превращаетшя!

Домовенок с перепугу даже книжку выронил и быстрее к лужице ближайшей помчался. Хотел он посмотрется в нее, как в зеркало, как он в лягушку начал превращаться. А шишига решила, что он, как все порядочные лягушки, просто к воде стремится.

— Погоди, Кузенька, — кричит она вслед Кузьке, — шкажи мне быштро, как тебя теперь звать будут, пока шовсем разговаривать не разучилшя. Квакузя или Куквазя?

Подбежал домовенок к лужице — смотрит, все в порядке.