Супруги-то жили мирно и в любви, а вот бедной Марго от баронессы-выскочки доставалось: именно потому, что когда-то Птичка пригрела в своем гнезде бесприютную Альбину и ее детей, новоиспеченная баронесса неистово возмущалась тем, как на глазах у всех тает имущество Марго, и пыталась этому воспрепятствовать. А когда состояние Марго все-таки растаяло и Птичка поселилась к «скворечнике», баронесса принялась отгонять от нее поклонников всеми доступными способами, как мух. «Моих последних поклонников!» — жалобно попискивала Марго, намекая на возраст, но баронесса была непреклонна и безжалостна.

Среди лесистых холмов открылась зеленая долина с небольшим озером посередине и замком на берегу. Замок был почтенного возраста и давно нуждался в хорошей реставрации, хотя ветхость его стен скрывал пышный ковер дикого винограда. Черепица крыши и четырех башен была живописно разноцветной, поскольку тоже давно нуждалась в полном обновлении, но для этого не было денег и не доходили руки, и потому перекрывались лишь те участки, откуда выпадала черепица; обычно это случалось после бурь, столь частых в предгорьях Альп. Зато сад вокруг замка был в прекрасном порядке: сама баронесса ухаживала за ним не покладая рук, а у нее был, как говорят немцы, «зеленый палец» — все у нее всходило, приживалось, росло, цвело и плодоносило. Сад был обнесен чугунной оградой между обомшелыми и местами осыпающимися известняковыми столбами.

Апраксина не стала въезжать в распахнутые ворота и ставить машину в гараж, чтобы не вспугнуть Птичку: она оставила ее у ворот и пешком прошла к замку, держась поближе к высоким кустам. Альбину она обнаружила на кухне за чисткой картофеля к обеду.

— Наконец-то! — воскликнула баронесса, бросая недочищенную картофелину в миску к уже очищенным и вытирая руки о фартук. — Кофе будешь пить?

— Буду.

— Вот за кофе я и расскажу тебе, что отмочила наша Птичка поднебесная, краса наша ненаглядная и дурь неописанная!

Она быстро зарядила кофеварку и уселась на кухонном табурете с сигаретой. Апраксина села в плетеное кресло напротив и приготовилась слушать.

— Я вся внимание!

— Ох, прямо не знаю, с чего начать… Нет, ну какая же все-таки дурочка!

— Это ты уже говорила. И не раз.

— Ну, ты знаешь, что наша Птичка любвеобильная любит, чтобы тень входящего к ней мужчины падала на тень уходящего…

— Это я знаю. Дальше?

— Ты слышала, что год назад скончался ее издатель?

Апраксина кивнула.

— Это был издатель-нянька, издатель — мать родная, который ей, бестолковке, только что нос не вытирал! Благодаря ему были у нее деньги и на личном счету в банке, и в издательстве, вложенные в выпуск ее же книжонок. Именно эти деньги давали возможность спокойно думать о старости, которая, между прочим, у Птички нашей не за горами. То есть спокойно думать не ей — нечем ей думать! — а мне: я была уверена, что с этими деньгами она проживет, даже если бросит писать. Я собиралась просить Генриха вложить их в какое-нибудь надежное дело, потому как на гонорары в Германии никто из писателей, кроме Консалика[4], не живет. Так вот, издатель ее умер, и наследник перенял дело. Этот наследничек быстро смекнул, кто в издательстве ведущий автор, и принялся обхаживать Птичку.

— С какой целью?

— Обобрать! — жестко сказала баронесса. — Он уже, между прочим, сделал ей предложение. Пока, к счастью, только деловое предложение — дать ему право на вложение ее гонораров в какие-то совместные германо-советские предприятия.

— Бог мой! Да ведь Советский Союз на ладан дышит! Он что, сумасшедший?

— Отнюдь! Пока СССР разваливается, самое время по дешевке скупать сырье и даже целые предприятия. Можно начинать очень крупные дела, как легальные, так и не очень, ворюгам там сейчас самое раздолье. Там уже первый миллионер, говорят, появился!

— Рублевый миллионер?

— Да нет, там уже счет на доллары пошел!

— Ишь ты! Слетелось воронье на падаль…

— Именно. Пока в стране идет смута и борьба за власть, экономика страны подыхает. И этот наш поклонник тоже хочет свой кусочек урвать — за Птичкины денежки. У него еще и какие-то международные проекты намечаются… Ну да фиг с ним и с его проектами, а вот Маргошкины деньги надо у него из клюва вырвать! И я бы это сделала, но он, видимо, почувствовал, что я готова вмешаться, и собирается, как она проговорилась, сделать ей предложение с заключением брачного договора по всей форме.

— Она что, совсем потеряла голову? На сколько же лет примерно моложе ее этот наследничек?

— Почему «моложе»? Он ей в отцы годится.

— Как это так? Не понимаю…

— Ас чего ты взяла, что он должен быть младше ее? Женишок наш — отец ее покойного издателя.

— Сущее безумие!

— Оно самое. Старик уже давно жил на покое, в свое время он ушел от дел и передал издательство сыну. Кстати сказать, тогда почти убыточное. Сын издательство перестроил, наладил и сделал процветающим, а старик жил себе полурастительной пенсионерской жизнью. Но тут сын возьми да и помри! Старик неожиданно встрепенулся, ожил, помолодел и снова решил приняться за дела. Благо сын оставил ему в десять раз больше, чем он когда- то передал сыну.

— Подумать только! — воскликнула графиня. — Какая, однако, нетривиальная ситуация… А он хоть симпатичный, этот старикан?

— Омерзительный! Представляешь, такой высокий, толстый, седой дядя и… хихикает! Я с ним не могу разговаривать: он хихикнет — а меня тошнит! Я понимаю, можно улыбаться, можно ухмыляться, можно хохотать во все горло — но зачем же хихикать?!

— Все понятно, ты хихикающего не любишь. Но как развиваются отношения Птички с этим престарелым хихикающим наследничком? Часто он ездит к ней?

— Они уже никак не развиваются, и больше он сюда не ездит! — с глубоким удовлетворением произнесла баронесса Альбина. — Я ему отказала от дома. Теперь наша задача — ее к нему не выпускать, пока он о ней не позабудет.

Апраксина взглянула на лицо баронессы и поняла, что претенденту на руку Птички было отказано от дома самым решительным образом.

Она допила свой кофе, поднялась и сказала:

— Ну что, пойдем к ней?

Они вышли из кухни на террасу и пошли к гаражу. По дороге графиня спросила:

— Ты думаешь, ее удастся вызвать на откровенный разговор?

— Пока она от этого всеми способами уклоняется, хитрит и юлит, решительного разговора не выходит. Но у тебя-то может и получиться. К тому же, у меня есть план, как усыпить ее бдительность. Как ты смотришь на то, чтобы нам втроем отправиться в оранжерею — полюбоваться на выставку орхидей?

— Как всегда — положительно.