еще советскому майору

В те годы можно было бунтовать?

Ну разве что наливки и ликёры

По собственным рецептам создавать –

Не в уголочке жалобно кукуя

Ввиду судьбы безрадостной своей,

А жизнь вокруг себя создать такую,

Чтоб было как-то всё покрасивей.

Ваниль, корицу в палочках и цедру

Он в ковшик с самогонкою совал

И вместе их с корой и хвоей кедра

На медленном огне разогревал –

Экстракты типа, там, ингредиенты –

Он в этом шарил так, что о-го-го!

И будь хоть академиком, хоть кем ты,

Едва ли ты дотянешь до него!

Тут мысль одна в башке моей засела, –

Скажи мне, мой читатель дорогой,

Тебе известно слово «лимончелло»?1

Вот я в таких делах ни в зуб ногой,

_________________________________

1Это сейчас все знают про «Лимончелло», что есть такой ликёр, а советским людям такие слова были неведомы, почти никому.

Ни в морду лаптем, значит, хуже лоха,

А Витька этих слов потенциал

Ещё тогда, в советскую эпоху,

До всяких перестроек понимал.

Короче, братцы, эта лимончелла

Рекой на наших праздниках лилась.

Витюха Маслов тоже её делал,

Чтоб нашу укреплять взаимосвязь.

У этой крепкой штуки было сходство

С портвейном, но она была вкусней

И придавала пьянке благородство,

И как-то нам спокойно было с ней.

В портвейне дремлет привкус безнадёги,

А лимончеллу пили мы до дна,

И утром пролонгация изжоги

Практически была исключена.

Витюха говорил, сверкая взором,

Пыхтел, как спринтер, выигравший забег:

«С бокалом ароматного ликёра

Совсем другой я в жизни человек!

Я, как бурлак, что выпрягся из лямки,

На белый свет глазею свысока.

Я прямо как барон в старинном замке,

Где острый шпиль пронзает облака,

Где у меня карт-бланш, прерогатива

Вращаться средь графинь и баронесс,

Способных грациозно и красиво

На клавесине сбацать полонез!

Такая, извините, моя карма,

Что всё вокруг меня со всех сторон

Должно быть по возможности шикарно,

Иначе никакой я не барон,

И даже не маркиз, а замухрышка, –

Тут, даже если ты формально жив,

То всё равно каюк тебе и крышка.

У замухрышек нету перспектив!»

Чтоб лишних избежать инсинуаций,

Он родословной собственной своей

Подробно начал интересоваться:

А как насчёт там княжеских кровей?

В архивах — тех, куда его пускали,

Витюха погружался в пыль веков,

Мы вместе там в корнях его искали,

В родных и близких признаки графьёв.

Да, это был тогда серьёзный вызов –

Из тех, кто есть, хотя б кого-нибудь,

Баронов там каких-нибудь, маркизов

К Витюхе ненароком подтянуть.

Мы это дело с треском провалили.

Там всё про всех известно в аккурат.

Мы ни черта в архивах не нарыли.

Но Витька всё равно аристократ.

Он шёл путём извилистым, тернистым

В своих попытках время обскакать,

При этом был таким аккуратистом,

Каких ещё на свете поискать.

Он ногти стриг в неделю раз по двадцать,

Ботинки чистил, брился каждый день,

И шляпу, чтоб таинственней казаться,

Он надевал немного набекрень.

А ты вот, мой читатель, носишь шляпу,

Имеешь ты в душе такой каприз?

Нет? Так и ходишь молча тихой сапой?

Вот потому-то ты и не маркиз.

У нас начальство всё охреневало

От Витькиной настойки «вырви-глаз»,

При этом никогда не забывало,

Что он в работе лучшим был из нас.

В нём страсть одна горела и не гасла:

На бабах, заселивших наш район,

Обжёгшись пару раз, Витюха Маслов

Не в бабу, а в работу был влюблён!

Такой вот экскурс или, как его, эскиз

Я посвятил Витюхе, — шутка, блажь, каприз, –

Вникай, читатель дорогой, и помни, кстати:

Советский мент — он есть начало всех начал!

К чему я это? Чтоб ты лучше понимал,

Кого я встретил среди ночи на Арбате.

Третья глава

Итак, мы сидели на лавке

И пили из фляги коньяк.

Достать среди ночи добавки

Вообще было нам не в напряг.

Достали. И, хоть я особо

В ночи под луной не пою,

Мы вместе исполнили оба

Ту самую песню мою.

С чего я тогда сочинил их,

Куплеты про древнюю Русь,

Про кости в забытых могилах,

Сказать я уже не берусь.

И ветер елозил по крышам,

И в серых мундирах менты,

Как будто гигантские мыши,

Сновали среди темноты –

Не те, о которых пишу я,

Чтоб их не забыли в веках,

А те, кто тихонько крышует

Торговлю в окрестных ларьках.

И, если к подобным мутантам

Ты в лапы случайно попал,

Поди докажи, что не пьян ты,

А просто немного устал.

Вот, кстати, и к нам подкатили

Сержантик, а с ним старшина,

В лицо фонарём посветили,

«Ну вот, — я подумал, — хана!»

Не мне, а напитку в сосуде,

Уж тут не соскочишь никак.

Я знал, что пощады не будет.

Менты уважают коньяк.

И, как фараон в саркофаге,

Сержант был задумчив и тих.

Процесс конфискации фляги

Неплохо поставлен у них,

И штраф будет точно немалый.

«На месте бы всех удавил!» –

Сержант скособочил хлебало

И губы в усмешке скривил.

А вот старшина, как ни странно,

Топтать нас и тюкать не стал,

На Витьку попристальней глянул

И честь ему молча отдал.

И в смутной какой-то печали

Он с миром решил разойтись –

С сержантом на пару отчалил,

Махнув на прощанье: «Держись!»

«Однако же ты популярен,

Хоть всё у тебя кувырком, –

Сказал я, — а кто этот парень

В фуражке, с нормальным лицом?

И что это, собственно, было,

И как получилось, что он

Совсем не похож на дебила?

Я, правду сказать, поражён,

Поскольку бывает другое:

Вот так вот из тьмы налетят

И жилистой твёрдой рукою

Щипать нас и плющить хотят.

Обычно им надо кормиться,

Такой у них импульс в мозгу,

Вот им по ночам и не спится,

Чтоб вытрясти нашу деньгу.

А тут они чуть покружили,

И всё. Их уже больше нет».

«Мы вместе когда-то служили, –

Сказал мне Витюха в ответ, –

И он, уж поверь, тоже знает,

Он был, как и я, на нуле,

Почём он порою бывает,

Фунт лиха на грешной земле,

Когда тебя вдаль чистым полем

Твой главный начальник послал,

И ты за секунду уволен,

И всё, что имел, потерял.

Вот так оно всё криво, косо

Пошло